Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

— Да мы, Андрей Андреич, только тем и занимаемся круглые сутки, что атакуем фрицев, — отмахнулся Мерецков с досадой. — Если бы вместе с тобой Ставка дала хотя бы один полнокровный корпус, а так что ж… латаем дыры, чем можем.

— В Генштабе обещали дать корпус… в ближайшее время.

— Этот корпус мне обещают уже второй месяц. К тому же снабжение фронта осуществляется по одноколейке, да еще под воздействием авиации противника, — жаловался Мерецков. — Патроны, снаряды и продовольствие доставляем вьючными лошадьми и носильщиками, а таким способом много не натаскаешься. Лошадей мало, да и кормить их нечем, саней почти нет, раненых вывозить не на чем, пополнение идет пехом, пока дойдет до позиций, немецкая авиация половину отправит на тот свет. Но главное — снабжение. Сейчас именно в этом корень всех наших бед. Приезжал Хрулев, кое-что улучшил, уехал — и все потекло по-прежнему… Я думаю, — осенило Мерецкова, — что тебе для начала, чтобы уяснить обстановку, так сказать, в комплексе, надо поехать в Тихвин, разобраться со снабженцами, а там посмотрим.

— Это приказ или пожелание? — вздернул голову Власов, догадавшись, что Мерецков намерен держать его подальше от фронта. Тем более что должность заместителя — должность весьма неопределенная, так что комфронта может использовать его, Власова, как угодно и где угодно.

— Дорогой мой! — воскликнул Мерецков. — Я понимаю, что ты не снабженец, но командующему фронтом приходится заниматься буквально всем. Привыкай. Если иметь в виду, что товарищ Сталин, как сказал товарищ Ворошилов…

— Хорошо, я поеду, товарищ генерал-полковник, — не слишком учтиво перебил Мерецкова Власов. — Прикажите начальнику снабжения фронта сопровождать меня в этой поездке.

— Так он, начальник-то, он из Тихвина и не вылазит. В этом вся штука. Я иногда по несколько часов дозвониться до него не могу. Возьми мой личный самолет и лети. Дня два-три, думаю, тебе хватит, чтобы разобраться и навести порядок.

Глава 18

За несколько дней генерал-лейтенант Власов исколесил весь Волховский фронт и его тылы, что-то улаживая, утрясая, подгоняя. Однако в результате его деятельности положение фронта не менялось к лучшему. Дело было даже не в снабжении 2-й ударной армии, хотя оно тоже влияло на общую обстановку, и даже не в командовании фронтом, а в чем-то другом, более важном, что лежало значительно глубже и о чем снабженцы предпочитали говорить намеками.

— Сколько туда ни даем, а все как в прорву: никакого результата, — жаловался начальник снабжения фронта. — Тащим туда снаряды и мины на лошадях, на оленях, на солдатском горбу, а есть ли там орудия и минометы, что с ними там делают, не знаем. Отчетности никакой, результатов тоже с конца марта никаких. А только и слышишь: давай да давай!

— А ваши снабженцы в войсках… они что доносят?

— Так связи с войсками почти нет, рации работают ни к черту, обстановка не ясна. Сплошной туман, дорогой мой, сплошной туман, — разводил короткопалыми руками интендант.

Вернувшись в штаб фронта, Власов без обиняков докладывал Мерецкову о том, что везде царит безответственность, некомпетентность и разброд, что надо сперва навести порядок в тылу, улучшить обучение бойцов и командиров, а уж потом начинать наступать с далеко идущими последствиями, иначе ничего, кроме траты людских и материальных ресурсов, мы не получим, Ленинград из блокады не вызволим.

— Вы преувеличиваете, Андрей Андреич, наши недостатки, — отбивался Мерецков. — Да, они имеются, да, мы еще плохо воюем, допускаем ошибки, у нас не хватает того-другого-третьего, но это не значит, что надо остановиться и заняться самими собой, дав тем самым противнику время на укрепление обороны и даже на переход к активным действиям.

— Я не говорю, что надо остановиться. Я говорю о том, что не надо разбрасываться. Мы уже несколько месяцев бьемся с Любаньской операцией, гробим своих бойцов и, судя по всему, угробим в конце концов 2-ю армию. Ведь ясно же, что нам, при таком соотношении решающих факторов боя в пользу противника, к Ленинграду не пробиться. Если это непонятно Ставке, то это должно быть понятно вам, Кирилл Афанасьевич…

— А вы скажите об этом представителю Ставки товарищу Ворошилову, — усмехнулся Мерецков. — Может, вас он послушает…

— Я говорил ему, но он знает только одно слово: «Вперед!» В нем крепко сидит комиссар времен гражданской войны, ни в тактике, ни в стратегии он не разбирается. И никакие аргументы на него не действуют.

— А что вы хотите от меня? — спросил Мерецков, удивленный столь резкой критикой Ворошилова, который все-таки к Сталину значительно ближе, чем тот же Власов. Или генерал получил от Верховного какие-то особые полномочия?

— Я хочу прежде всего, чтобы вы не гоняли меня по тылам. Я не снабженец, я — боевой командир. И у меня имеется свой взгляд на методы решения поставленных перед фронтом задач…