В одном из горных аулов Чечни во время преследования банды его спецотряд попал в засаду. Стреляли со всех сторон: из окон саклей, с плоских крыш, из-за каменных оград. Лишь оставив в кривых закоулках около двух десятков бойцов, отряду удалось вырваться из западни. Разобравшись, в чем дело, атаковали аул с двух сторон, захватывая с бою каждый дом, каждую постройку, предварительно забрасывая их гранатами, и оказалось, что с ними сражались не только мужчины, но и женщины, и старики, и даже дети. С подобным Кривоносов еще не сталкивался.
После боя в живых из этого аула не осталось почти никого, и не только потому, что бойцы отряда ожесточились до крайности, а по той простой причине, что за своей спиной живых оставлять нельзя: живые стреляли в спину.
Однако специальная комиссия НКВД не стала разбираться во всех тонкостях этого боя, обвинила Кривоносова в превышении власти и понизила в звании, а партийная организация влепила ему строгий выговор. И надо признать, что Кривоносов еще легко отделался: три года назад вполне мог получить «вышку». Но времена настали другие, к власти в НКВД пришли новые люди, а новая метла, как известно, по-новому метет.
Впрочем, и после этого он по-прежнему командовал спецотрядом, гонялся за мелкими бандами, втянулся в кочевую жизнь и не мыслил себе другой. Лишь с весны сорок первого, после очередного ранения, когда несколько месяцев лечился и жил в Кисловодске, потом там же служил в отдельном батальоне НКВД, стал подумывать о женитьбе: года-то перевалили за тридцать, пора бы уже, и женщина была на примете, но грянула война — и стало не до женитьбы. А вскоре батальон послали на Южный фронт для борьбы с немецкими десантниками, шпионами и диверсантами. Приходилось Кривоносову со своей ротой охранять эвакуируемое имущество заводов и фабрик, взрывать мосты, сжигать оставляемые армией склады, но в обороне, каковая, судя по всему, им предстояла не сегодня-завтра, сидеть не доводилось — это выпало ему впервой. Поэтому он и чувствовал себя весьма неуютно в этой выжженной и ровной степи, будто выставили его на виду у всех в чем мать родила, а прикрыться — разве что собственной пятерней.
Прибежал запыхавшийся связной от командира отряда, передал Кривоносову, что всех ротных срочно собирает майор Стрелецкий на своем командном пункте.
Приказав одному из командиров взводов убрать труп расстрелянного, Кривоносов отправился на КП отряда.
КП расположился на небольшом кургане в полутора сотнях метров от линии ячеек и метрах в полуста от дороги. Такие же курганы тянулись длинной чередой с равными промежутками с севера на юг. Одни имели высоту метра в три-четыре, другие едва поднимались над степью плоским бугорком. В них когда-то хоронили древних обитателей этих степей, курганы грабили, забирая все самое ценное, но, видимо, кое-что в них оставалось: на восточном скате кургана, где расположился КП отряда, лежали человеческие и лошадиные кости, черепки посуды, в них ковырялся комиссар Доманцев.
Командный пункт представлял собой узкую щель с двумя входами-выходами, прикрытую сверху брезентом, а сам брезент присыпали землей и закидали жухлой травой. За спиной у майора, справа и слева, расположились позиции артиллеристов и зенитчиков. Там заканчивали окапываться и занимались маскировкой.
Между тем пыльное облако все ближе подкатывало к линии, занятой заградотрядом. Уже можно было различить лошадей, запряженных в армейскую фуру, за ней тянулись другие, то появляясь из густой пыли, то пропадая в ней.
— Видите? — спросил майор Стрелецкий, показывая рукой на дорогу. — Вот они и есть эти самые паникеры и трусы. Наша задача — остановить их и разобраться. — Обвел взглядом степь, приказал: — Старшему лейтенанту Кривоносову выдвинуть поперек дороги на сто шагов вперед отделение с двумя ручными пулеметами. Старшему лейтенанту Кошеварову — отделение справа от дороги, капитану Атласу — слева. В случае отказа подчиниться приказу вести огонь на поражение. Все. Выполняйте.
Через несколько минут три жиденьких цепочки бойцов выдвинулись к указанному месту и выстроились в линию, фронтом в сторону надвигающегося пыльного облака. На дороге, впереди этой линии, встали майор Стрелецкий и комиссар Доманцев, чуть сзади — командиры рот.
Стрелецкий стоял, широко расставив ноги в пыльных сапогах, руки за спину, подбородок вперед — с места не сдвинешь даже танком. На тех, кто надвигался на него в клубах пыли, он смотрел как на своих врагов, и не будь у него инструкций, согласно которым он должен сперва остановить, разобраться и лишь в крайнем случае применить оружие, он бы не стал разбираться, а встретил бы эту бегущую толпу, охваченную паникой и страхом, огнем на поражение. Чего тут, спрашивается, разбираться? И так все ясно.
До пылящих фур оставалось каких-нибудь триста-четыреста метров, когда со стороны солнца стал нарастать гул самолетов. Стрелецкий обернулся, увидел низко над степью растущие на глазах черные тире, нервно повел подбородком и снова стал следить за приближающимися фурами.