Чувствовалось, что такая формулировка не очень-то по душе многим членам ЦК, и не только оппозиционерам. Однако, очевидно, именно в пику оппозиции все их поправки к этой формуле большинство Пленума дружно провалило при голосовании.
Но гораздо больше, чем охранение этой формулировки, меня обрадовало решение Пленума, путь с некоторым запозданием, но все-таки одобрившего мое предложение, которое я пробивал еще с ранней весны. Идея моя была проста – чтобы немного ослабить отток хлеба на частный рынок, не блокируя частную торговлю, провести две взаимосвязанных меры. Первая – установить сезонную премию в 15% к цене для тех, кто продает хлеб государству и кооперации до 1 ноября 1927 года, и в этот же срок предоставлять хлебосдатчикам преимущественный доступ к товарным фондам.
Вторая идея родилась из анализа частного хлебного рынка. Почему частник может сейчас давать за хлеб в полтора раза больше государственной закупочной цены (а в моей реальности в 1928 году стал давать уже в два с половиной – три раза больше)? За счет чего он, пользуясь терминологией моего прежнего времени, «отбивает» эту цену? За счет того, что он сбывает зерно, перерабатываемое затем в муку, в основном для частной хлебопекарной и кондитерской промышленности. Цены их продукции, рассчитанной на сбыт относительно состоятельным слоям населения, достаточно высоки, чтобы закупать муку по повышенным ценам.
Значит, надо сбить этот частный спрос, и тем самым ограничить возможности частных заготовителей вздувать цены на зерно. Как? Очень просто – значительно увеличить налог на продажу булочно-кондитерских изделий, за исключением товаров массового ассортимента. Это заставит частника сократить закупки, искать зерно и муку подешевле. А некоторое уменьшение предложения тортов и сдобных булок мы пока как-нибудь переживем.
После Пленума решаю побеспокоить Дзержинского:
– Феликс Эдмундович! Среди работников Главуглепрома ходят слухи о том, что ОГПУ провело аресты среди специалистов на ряде шахт и рудоуправлений треста Донуголь. Беспокойство достигло уже довольно высокой степени. Хотелось бы внести ясность в ситуацию.
– Ведется следствие, – сухо ответил мой начальник.
– Что такое тайна следствия, мне известно, – не собираюсь довольствоваться таким ответом. – Но круги по воде разошлись уже очень далеко. Мне, во всяком случае, никак нельзя питаться слухами, а надо понять, с чем мы столкнулись в своем ведомстве – и как руководителю, и как коммунисту.
– Вы хотите ознакомиться с материалами следствия? – не слишком довольным голосом спрашивает председатель ОГПУ.
– Настаиваю!
– Хорошо, – еще более недовольным голосом соглашается Дзержинский, – секретарь приготовит для вас письмо. Заберете завтра у него на Лубянке.
«В Северо-Кавказское Управление ОГПУ СССР
Полномочному представителю тов. Евдокимову Е.Г.
Подателю сего Осецкому Виктору Валентиновичу разрешено ознакомиться с материалами следственного дела N…
Председатель ОГПУ СССР
Дзержинский Ф.Э.»
Командировка в Донбасс затянулась, и вернуться удалось буквально накануне XV съезда. Впечатления от поездки были нерадостные, и мне необходимо было обсудить их с Феликсом Эдмундовичем. Разговор получился очень напряженный…
– …Вы что, обвиняете следователей ОГПУ в фальсификации дела? – Дзержинский вперил в меня свой пристальный взгляд.
– Нет. Они действительно выявили ряд спецов, замаранных в прошлом сотрудничеством с белогвардейской контрразведкой, которые, очень похоже, действительно предприняли ряд действий, которые можно расценивать, как саботаж. Они развели в организациях Донугля групповщину и круговую поруку, покрывают халатность и разгильдяйство своих приятелей, если не кое-что похуже, – не собираюсь отрицать реальные безобразия. Действительно, наломали там дров. Многое можно списать и на низкую квалификацию рабочих, и на изношенность оборудования, но и явная халатность инженеров и техников тоже налицо, а кое-где и нежеланием устранять очевидные, вопиющие нарушения тоже попахивает. Нет, там и в самом деле многие не без греха.
– В чем же тогда ваши претензии? Не пойму! – мой начальник не скрывает раздражения.
– Претензии в том, что из этой группы пытаются раздуть обширную контрреволюционную организацию, со связями в центральном аппарате ВСНХ в Москве, с выполнением шпионских заданий для заграницы, с получением денег на диверсионно-вредительскую работу, и чуть ли не попыткой организовать интервенцию. А вот тут по части доказательств почти что пусто! – стараюсь не давать воли эмоциям, но невольно перехожу на повышенные тона.
– Вам разве не приходила в голову простая мысль – возражает председатель ОГПУ, – что следствие просто еще не довело свою работу до конца?