Жернова судьбы

– Хорошо, что ты его задержал, мы с Варюшкой хоть шкуру медвежью убрали.

– Дядя Гаврила спрашивает, не надобно ли чего?

– Нефёдушка, ему сейчас снедь хорошая потребна, мясной бульон, к примеру, да где ж его взять-то? – вздохнула бабка.

– Ладно, бабушка, не тревожься, – впервые улыбнулся парень. – Лечи его, а об еде мы позаботимся.

***

Приехав домой с вожделенным письмом от отца, Михаил Петрович не медля ни секунды стал собираться в дальнюю дорогу. Буквально за несколько часов были уложены необходимые вещи – граф не знал, сколь долго придётся ожидать результата, – запряжены шесть свежих лошадей, приготовлены гербы, провиант; форейтор и кучер Проша, немного передохнувший перед длинным переездом, ожидали приказаний, с собой Михаил Петрович также велел поехать лакею Фоме – молодому, но ловкому и сообразительному парню (Николай был уже стар для подобных экзерсисов) – граф планировал ехать без остановок на ночлег.

– Ну вот, голубушки мои, я готов! – несколько пар глаз были обращены на него: любимая жена и Пульхерия, дети, старые слуги – все с тревогой смотрели на мужа, отца, друга и господина. – Пожелайте мне удачи!

– Спаси вас Господь, Михаил Петрович, дай вам сил и уверенности! – голубые глаза Пульхерии были огромны, как никогда.

– Мишель, я верю, что всё получится, Господь с нами! – твёрдо сказала Екатерина Ильинична.

Николай Игнатьич на правах старшего перекрестил графа, дети поцеловали папа, все присели на дорожку, и Михаил Петрович отбыл со своей миссией в Москву, приказав Проше гнать не жалея. Он собирался добраться до столицы в самые сжатые сроки и быстро провернуть там своё дело. Но… скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Сэкономив сутки, приехав в стольный град уставшим, но готовым к боевым действиям, граф неминуемо погряз в недрах бюрократической машины… Сначала время ушло на то, чтобы найти по данному отцом адресу дом Поветова Амоса Фёдоровича и нанести ему визит в определённые дни и часы, поскольку Амос Фёдорович весьма занятой человек и просто-запросто к нему попасть невозможно. Пришлось оставить рекомендательное письмо отца и ждать, пока вельможа соблаговолит принять. Когда это, наконец, произошло, нельзя было сразу брать быка за рога и вещать о своих нуждах, не проявляя должного уважения к высокой должности сиятельного лица.

Узнав о просьбе, с которой явился к нему сын старого друга, вельможный тучный старик улыбнулся:

– Хоть я и отошёл от дел, при дворе меня уважают, в департаменте я почётный член, поэтому, полагаю, просьбу твою, Михаил Петрович, уважить смогу. Статочное ли это дело – бастарду половину имения отписать? Ай-яй-яй! – Амос Фёдорович покачал пышными седыми бакенбардами. – Нам, дворянам, следует помогать друг другу и блюсти наши общие интересы! Правда, это не по моему ведомству: я, знаешь ли, в основном внешней политикой занимался, но есть к кому обратиться с просьбицей. Ты, Михаил Петрович, тут не жди, домой поезжай: это дело за день не сделаешь, а я нарочного пришлю, как только всё прояснится. Ну, или жди, коли есть чем время занять!

Слова эти были графу как нож в сердце: он-то хотел немедленно вернуться домой победителем на белом коне, а ему предлагали уехать ни с чем, лишь с надеждой.

– Не потеряю ли я времени, Амос Фёдорович? – вежливо спросил он.

– Не потеряешь, Михаил Петрович, уверяю тебя. Дело-то не завтра разрешится, это уж как пить дать.

Пришлось графу скрепя сердце согласиться, что дело вполне терпит. Он, конечно, вознамерился всё же ждать в столице, благо, ему было куда податься – к Потешкину Никанору Ивановичу. Поэтому сразу от высокопоставленного вельможи он направился к старому другу, который несказанно обрадовался его визиту.

– Никанор Иваныч, дело-то наше, сам знаешь, не терпит отлагательств, – жаловался он другу за рюмкой хереса.

Сидели они в кабинете Потешкина, довольно-таки строгом и непритязательном, в отличие от убранства всех остальных комнат. Аскетизм был и в занавесях на окнах, и в стенах, практически голых, лишь свадебная картина висела справа от бюро, которое единственное поражало богатством и комфортом – было понятно, что хозяин кабинета именно за ним проводит много времени. Двухуровневое, чтобы можно было работать как стоя, так и сидя, оно поражало многофункциональностью и одновременно строгостью и консерватизмом линий. Бюро-кабинет в стиле королевы Анны, вышедшее из мастерской Томаса Чиппендейла, стоило чиновнику, скорее всего, немалых денег.

Сидели же они за карточным столиком на изящных, но удобных стульях красного дерева, также принадлежавших эпохе Чиппендейла.

– После твоего письма мы все как на иголках, а уж Пульхерия Ивановна, боюсь, совсем сна лишится. Видел бы ты её: бледная, глаза огромные, как блюдца… Я смотреть в них не могу – сразу сердце сжимается. Обещал ведь помочь, а воз и ныне там… Эх! – граф со стуком поставил рюмку на стол. – Ума не приложу, как беднягу вызволить!

– Я по своему ведомству пытался разузнать, да уж больно сведения скудные, ничего не удалось, – с огорчением сказал Никанор Иваныч. – И тут я вас подвёл, граф…