Жертва

Дебора так удивилась — и так разозлилась, — что все-таки посмотрела на полицейского. Его лицо казалось дружелюбным и очень усталым. Более того, он выглядел так, что ему хотелось доверять, хотя это наверняка какой-то трюк. Деб не понимала, чего они хотят от нее на самом деле. Их не могли интересовать ее воспоминания о Малкольме. Все знают, что они не общались уже много лет, за исключением того визита пару месяцев назад, когда он приехал рассказать об Анне Грейлинг и предполагаемом телефильме.

— По-моему, — сказала Деб, — даже полицейский должен был сообразить, что я не могла застрелить Малкольма, сидя здесь.

— Разумеется, миссис Гибберт, мы здесь не потому, что подозреваем вас в причастности к убийству, — произнесла женщина-полицейский таким тоном, словно не считала Деб круглой дурой, не заслуживающей никакого уважения. — Мы беседуем со всеми, кто встречался с мистером Чейзом за последние полгода. Вы — одна из этих людей. В журнале посещений есть запись, что он приходил к вам восемь недель назад.

— Да, приходил.

Деб ужасно боялась того визита. Они встречались впервые с того ужасного дня, когда она решила порвать все отношения с Малкольмом. Во время последней встречи она разозлилась так сильно, что практически впервые в своей жизни ругалась и кричала во весь голос. Малкольм казался совершенно сбитым с толку. Стой он рядом, она, наверное, ударила бы его, но Малкольм благоразумно держался на расстоянии. Когда Деб выскочила из комнаты, он закричал ей вслед, что им надо обсудить все как следует, однако Деб не стала ничего слушать и убежала.

Здесь, в тюремной комнате для свиданий, он сидел вместе с остальными посетителями и в своем роскошном костюме смотрелся так неуместно и надменно, что Деб почувствовала себя еще униженнее, чем в тот день, когда ей предъявили обвинение. Она казалась себе ужасно толстой. Одежда выглядела особенно уродливой и страшно воняла, а волосы стали совсем седыми и сальными. Они начали разговаривать, и Малкольм вдруг улыбнулся своей старой, загадочной улыбкой, и Деб поняла, что они снова могут стать друзьями.

— О чем вы разговаривали, когда мистер Чейз приходил сюда? — спросила женщина-сержант.

— В основном о прошлом.

Женщина-полицейский дружески улыбнулась. Деб почувствовала, что невольно отвечает ей, и тут же, будто одеяло, натянула на себя прежнюю апатию. Пока она не поняла, что полиции нужно на самом деле, нельзя попадаться на их дружелюбие, как когда-то — на угрозы. Деб настороженно собралась в комок, и дряблые мышцы ее живота напряглись под внушительным весом плоти.

— Очень немногие знали мистера Чейза так давно, как вы. Расскажите, каким он был — как человек, а не как член парламента.

Дебора пожала плечами, сопротивляясь из последних сил. Это было непросто. Она вонзала ногти себе в ладонь так глубоко, что думала, на коже появится кровь. Однако ничего, кроме пота, на ее ладонях не выступило.

— Не считая того посещения, я не видела Малкольма многие годы, не говоря уж о том, чтобы думать о нем…

— Насколько я знаю, люди вообще и мужчины в частности за восемнадцать лет сильно не меняются, — заметила сержант. — Каким Малкольм был, когда вы с ним встречались?

Не успела Деб подумать, как уже открыла рот, чтобы ответить на вопрос. Она поняла, что долго изображать апатию не сумеет. Всю свою жизнь она только и делала, что старалась не злиться, быть доброй, всем нравиться. Избавиться от этой привычки оказалось очень непросто, хоть Деб и понимала, как часто ее старания оказывались напрасными.

— Внешне он казался очень эффектным и харизматичным, — начала Деб.

Лицо сержанта Лайалт тут же радостно просветлело. Дебора не успела вовремя остановиться и улыбнулась в ответ, а затем добавила:

— Но я знала, что на самом деле, под маской, он очень неуверенный в себе человек. Наверное, поэтому он так… так сильно мне нравился. Я ведь и сама почти такая же.

— Мы с вами обе такие, — сказала сержант. — Кстати, с вашей стороны было очень умно заметить это в Чейзе. Никто из тех, с кем мы успели поговорить, ничего подобного не рассказывал. Как вы догадались?

Дебора распрямила спину и разжала кулаки. Теперь она чувствовала себя гораздо лучше.

— Не знаю. Ничего особенного я не замечала, просто мне хотелось заботиться о Малкольме, защищать его. Наверное, так я и догадалась. Конечно, еще он терпеть не мог, когда над ним смеялись и подтрунивали.

— А кто над ним смеялся?

— Ну знаете… Другие университетские преподаватели, например. Те, кто считал его факультативные семинары о вреде наркотиков глупыми и наивными. Ну и… Наверное, кое-кто из моих знакомых. Среди них иногда встречались высокомерные типы…

Деб вспоминала прошлое с отстраненным интересом и думала о том, как странно — после трех лет тюрьмы и пятнадцати лет тяжелой работы в уродливом домике в пригороде Бирмингема — рассказывать о жизни, которой она когда-то жила.