Жертва моего рода

Четыре метра от кухни до дедовой спальни дались тяжело: шаг – влажная от пота кровать, шаг – мертвое, иссохшее тело, следы судорог и спазмов на окоченевшем лице, шаг – скорая, морг, дубовый гроб, похороны, шаг – рюмка водки с ломтем черного хлеба на сорок дней и фотография в рамке, последний шаг – и пустота. За пять шагов воображение обрисовало такую мрачную картину, что ноги налились свинцом, а в уголках глаз проступили слезы. С невероятным усилием воли я заставил себя постучать и зайти. Дед лежал, накрывшись пледом, и это в двадцатипятиградусную жару. Оба протеза висели на стене, а он никогда их не вешал, ведь в любой момент мог захотеть уйти. Если их вешала бабушка, они ссорились и по паре дней друг с другом не разговаривали.

– Сашка? – прошептал дед. – Я ждал тебя.

– Дед! – я рванул к нему и встал на колени рядом с кроватью.

– Рад я тебя видеть, рад… Давно ты не заезжал.

– Почему вы не позвонили раньше? Ты заболел?

– Заболел? – многозначительно спросил дед, вперив взгляд в потолок, словно с минуты на минуту к нему спустится делегация ангелов. – Нет, это куда хуже…

– Что бы это ни было, я помогу. Мы купим лекарства, я приведу врачей. Если надо, отправим тебя к маме во Франкфурт, – дед поморщился, поднял правую руку и показал фигу.

– Да погоди ты фрицам меня сдавать… не для этого тебя позвали.

– Я слушаю, – и придвинулся ближе, чтобы дед не напрягался говорить громче, чем он мог.

– Там… в гостиной. Спрятала и не отдает, гадина. Меня уже вон как разбило…

– Ну? И что там в гостиной? Я принесу.

– Да чекушка. Стаканы под кроватью. Принеси, пожалуйста, а то жить совсем невмоготу.

– Дед, ты охренел?!

Я вскочил с колен, а на лице деда расплылась широченная улыбка, и он расхохотался.

– Неплохо я тебя надул, да?

– Ира со дня на день родит, а ты херней маешься! – обижено выдал я и решил немедленно уезжать. Если не задерживаться, то успею в роддом на часы посещения. – Мне надо ехать, – добавил я и тут же выскочил из спальни, воспользовавшись тем, что дедовы протезы висели на стене, и он не мог за мной погнаться.

– Сашка! – крикнул дед, уже ничуть не хрипя. – Я ж для дела тебя позвал!

На сей раз четыре метра от спальни до кухни, а потом в коридор к входной двери я прошел без задержек. Дернул ручку, но дверь была заперта на ключ.

– Ба, открой, пожалуйста.

– А с дедом не поговоришь? – спросила она, выйдя из кухни и все еще дожевывая ту злосчастную корку с маслом.

– Нет времени, я должен готовиться, между прочим, к рождению твоего правнука.

Бабушка поморщилась при слове правнук, тем самым напомнив мне, почему последние полгода я не приезжал.

– Думаешь, он просто так эту ерунду затеял? Иди и поговори с ним. Никуда твоя Ирка не убежит. И возьми эту чекушку, чтоб ей пусто было. Неделю прятала… – она махнула рукой и вернулась на кухню. – За сервизом! – добавила она.

Подойдя к допотопной советской секции во всю ширину стены, я раздвинул ненавистные мною еще с детства оранжевые в белый горошек фарфоровые чашки. Вдоволь наглотавшись пыли, за заварником я нашел «Столичную» и вернулся в спальню.

– Вот твоя водка, дед, – и протянул ему бутылку.

– Ой, молодец! – он резко вскочил, нагнулся, подобно акробату, запустил правую руку под кровать и достал два пыльных стакана.

– Подожди, дай сполосну, – я отобрал стаканы и пошел в ванную комнату.

– Да чего там! – крикнул дед. – Раз от стряпни бабкиной не подох, то и пыль один хрен не убьет.

По пути в спальню я прихватил две табуретки для себя и импровизированного столика.

– Вот, – я поставил стаканы на табуретку, а дед зажал бутылку между ног и открутил пробку здоровой рукой.

– Другое дело! – он разлил водку по стаканам. – Ну, прозит?

– Мне за руль, – я отодвинул стакан, как на советском плакате «Нет!»

– Да от пары капель ничего не будет! Не расстраивай старого!

Дед снова попытался всунуть мне стакан, а я снова его отодвинул.

– Дорожной полиции это расскажешь. Дед, ты же меня знаешь.

Он глубоко выдохнул и кивнул.

– Да, такого везунчика еще поищи.

– Так что ты хотел? Мне правда надо в Ригу. Давай, может, я на выходных приеду?

– Погоди ты… у меня разговор есть. Как раз насчет твоего ребенка.

– Да, да, – я закатил глаза. – Слишком рано рожаем, стоило бы нагуляться и все такое.

– Нет, тут другое, – и дед сказал это так серьезно, что даже заинтриговал. – Помнишь, как я потерял ногу, руку и глаз?

– Авария, – на самом деле ничего больше я не знал, так как дед не щедрился на детали этой истории.

– Эх… – протянул он и выпил водки. – А помнишь, что в нашей семье рождаются только мальчики?

– Дед… – нарочито без интереса выдал я, так как тысячу раз слышал эту байку.

– Не перебивай! – он замахнулся культей, словно намеревался стукнуть несуществующим кулаком по табуретке. – А еще в нашей семье принято… – дед нахмурился и стыдливо отвернулся к занавешенному окну, – в общем, обряд один проворачивать.

– В Д-пилские оккультисты я не вступлю, – дед не оценил шутку и сжал стакан, а я испугался, что в меня сейчас швырнут этим стаканом.

– Оккультизм, не оккультизм, а дело важное… судьбоносное, – насупился он. – Все мужики нашего рода через это проходили.