Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Если это истинные слова Николая Николаевича, то они говорят о многом. Критически воспринимали проводимую Сталиным и его окружением политику не только в самом низу иерархической лестницы, но и военные, занимавшие очень высокие командные должности. И если Сталин располагал соответствующей информацией не сей счет (в чем сомневаться не приходится), то он мог со свойственной ему решительностью принять самые жесткие меры. Отсюда становится понятным отношение к высшему комсоставу со стороны Сталина, и особенно Ворошилова, который как военачальник уступал большинству своих конкурентов по всем статьям.

Во всяком случае, весьма заурядные оценки качеств вознесенного до небес «первого маршала», которые недвусмысленно в своих показаниях давали Кузьмин и его единомышленники, наносили существенный вред авторитету Ворошилова. Это следователи НКВД усмотрели сходу. Кузьмин прямо утверждает, что Тухачевский считал наркома Ворошилова, а также близких к нему Буденного, Белова, Шапошникова, Егорова и других «рутинерами, недостаточно понимающими современное военное дело» (что полностью подтвердится уже в самом начале Великой Отечественной войны). По этой причине «Тухачевский, как он мне тогда говорил, своей основной задачей ставил добиться назначения нескольких ориентирующихся на него командующих войсками членами Реввоенсовета в целях усиления влияния чисто военных на деятельность Реввоенсовета».

Но, похоже, работников НКВД мало интересовала расстановка кадров в Наркомате обороны. Гораздо более важной им казалась возможность представить Кузьмина не только руководителем заговорщической организации в Сибири, но и связником между Тухачевским и заграничными троцкистами. Показания Кузьмина прерывались грубыми окриками сотрудника НКВД, почему-то зафиксированными в протоколе:

Из судебной практики

— Перестаньте путать следствие с болтовней! Отвечайте коротко, кто поручил вам связаться с троцкистом Сувориным?

— Никто. Снова заявляю, что такого поручения Тухачевский мне не давал.

— Не находите ли вы странным, что круг ваших близких друзей в период 1927-1930 годов складывался из антисоветской группировки Тухачевского и группы троцкистов — сослуживцев по ВАКу, и вы один в их среде оказались невовлеченным в подпольную троцкистскую деятельность?

— Я показываю, как было в действительности, дело ваше, верить мне или нет, — пытаясь сохранить выдержку, отвечал Кузьмин. — 1 ноября 1930 года я был в Ленинграде на квартире Тухачевского и обедал у него. Эту дату я помню хорошо, потому что это день рождения моей дочери, жившей с моей прежней женой у Тухачевского. Тухачевский женат на моей бывшей жене и очень внимательно относится к моей дочери. Поэтому товарищеские отношения с ним и после ухода моей жены не испортились. Беседуя с ним, я информировал его о встречах с Сувориным в Париже. Я прямо сказал ему, что Суварин в беседах со мной просил передать ему привет от Троцкого и его личный, что он проинформирован о том, что группа наиболее талантливых военных во главе с ним находится в опале, что пора перейти к активной борьбе, что провал сталинской политики ведет страну к гибели, что кризис переживает не только партия в СССР, но и компартии за границей. Тухачевский на это мне ответил, что методы борьбы, которые применяли троцкисты, ничего реального, кроме разгона по тюрьмам, дать не могут.