Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Все, о чем откровенно рассказывал Николай Николаевич, следствием трансформировалосв в контрреволюционную деятельность. В этом плане вызывает удивление некое невнимание работников НКВД, которое они проявили к той части доноса тобольской осведомительницы Маховой, где она упоминала о севшем на мель ледоколе «Сибиряков» и недвусмысленно намекала на вину Кузьмина в происшествии. Объяснение такому поведению следователей скорее всего кроется в том, что инцидент с происшествием «Сибирякова» был исчерпан — по этому случаю Кузьмин отчитывался лично перед Сталиным. Иначе следствие наверняка дополнило бы список деяний Кузьмина эпизодом «вредительства».

Как раз примерно в то же время в Москве заседало Специальное судебное присутствие, рассматривавшее дело Тухачевского и других. Кстати, в числе так называемых судей были и те, кого Тухачевский в военном деле причислял к «рутинерам». По существу, все обвинение держалось на признаниях подсудимыми своей вины. Понадобилось подкрепить «царицу доказательств». Отсюда и особый интерес следствия по «Сибирскому делу» к Кузьмину — через него можно было пришить заговорщикам связь с заграницей.

Представить истинную картину по сохранившимся в архивах материалам довольно сложно: в деле отсутствуют подлинники протоколов, подшиты вторые-третьи копии отпечатанных на машинке документов. Не везде указывается, кто вел допросы, кто на них присутствовал. Многое говорит о том, что следствие очень торопилось. Протокол, выдержки из которого приведены выше, датирован 11–14 июня. В эти дни выносили смертные приговоры Тухачевскому, Якиру, Уборевичу, Примакову, Корку, Фельдману, Эйдеману. Кто следующий?

Протокол допроса Кузьмина за 14–15 июня примечателен еще и по другой причине. Обозначенное в нем время и отсутствие пометок о перерывах подводят к мысли о применении к обвиняемому одного из самых издевательских методов следствия — так называемой конвейерной системы, когда арестованного допрашивают непрерывно, несколько суток подряд, под ослепительным светом электрической лампочки, лишая сна, пищи, не позволяя даже присесть, и держат его в т. н. «выстойке» десятки часов. До тех пор, пока не подпишет показания, которые уже сочинили и отпечатали работники НКВД. Слово «конвейер» относится только к следователям, которые по мере утомления от напряженной «работы» поочередно сменяют друг друга. Все они допрашивают одного подследственного.

Подтверждение тому удалось найти в материалах следствия по делу сотрудника НКВД Н.Х. Мелехина, подписавшего обвинительное заключение на Кузьмина, т. е. самого «хозяина» расследования. Органы вынуждены были возбудить против него уголовное дело за грубейшие нарушения законности и фальсификацию доказательств. Мелехин не стал ждать решения своей участи, поскольку прекрасно знал, что его ждет, и покончил с собой в тюремной камере. В постановлении о прекращении его уголовного дела записано:

Архив

«Вскрытые вражеские действия Мелехина выражались в необоснованных арестах, вынуждении обвиняемых подписывать вымышленные протоколы, применении конвейерной системы допросов обвиняемых и их избиении».

В сочиненном Мелехиным обвинительном заключении Кузьмину приписывались чудовищные по своей абсурдности преступления:

Архив

«Вел активную борьбу с ВКП(б) и Советской властью, приступил к активной работе по созданию подпольной троцкистской организации в Красной Армии и подготовке к захвату власти в СССР фашистами-троцкистами, установил связь с Тухачевским, Уборевичем, Корком, Гамарником, Путной и др., под их руководством осуществлял директивы врага народа Троцкого по террору, диверсиям, вредительстве, шпионажу, участвовал в руководстве и подготовке военного мятежа, создал в СибВО военнотроцкистскую организацию и руководил ее деятельностью, организовывал диверсии в Красной Армии, подготавливал теракты над т. Сталиным, т. Молотовым, над секретарем Запсибкрайкома ВКП(б) т. Эйхе.»

Последней строкой в обвинительном заключении Мелехин написал, что считает необходимым применить в отношении Кузьмина высшую меру наказания — расстрел.