Жестокие игры

…Святослав уснул. А я всю ночь металась в агонии: то вскакивала и, усиленно хватая воздух, неслась проверить, не вернулись ли мужчины, то просыпалась в ледяном поту, успокаиваясь, только нащупав теплый упитанный животик малыша. Мозгу так и не удалось отдохнуть. Даже сквозь болезненный кошмарный сон внутренний голос продолжал молиться, чтобы бабушка выжила…

Приоткрыв глаза, я проверила сынишку: вторую ночь подряд он спал богатырским сном – деревенский воздух творил чудеса. За окном окончательно рассвело, и простое убранство комнаты залило волшебным пурпурно-розовым светом.

– С новым годом, Снежана, – раздался тихий хриплый голос у самого уха.

Повернувшись, я ощутила волнообразный толчок с левой стороны груди. Опираясь на локоть, Демьян лежал рядом, парализуя задумчивым долгим взглядом. Брови мужчины были сведены.

– Как… как она?! – прошелестела с надеждой.

– У твоей бабушки двустороннее воспаление легких, но врачи пообещали сделать все возможное. Не волнуйся, как только состояние немного стабилизируется, мы поможем транспортировать ее в лучшую частную клинику в Тверь, – его голос звучал ровно, однако от меня не укрылись еле уловимые нотки стали.

– Спасибо.

Непроизвольно протянула руку, чтобы погладить его по щеке, но Демьян не позволил этого сделать, резко её одернув. Поясница покрылась слоем ледяного пота. Мне вмиг стало зябко.

– Я вымотался и хочу немного вздремнуть, – грубо выдал мужчина, отворачиваясь на другой бок, пока я продолжала сидеть на кровати между ним и нашим ребенком.

– Демьян, я…

– Потом поговорим.

Металл его голоса притягивал меня словно магнитом. Прижавшись всем телом, я несмело обвила руками горячий крепкий торс, упиваясь ощущением космического блаженства. Естественный мужской запах и привычный жар, исходящий от кожи, в очередной раз вскружили мне голову, развеяв отчаяние и пустоту.

– Я была уверена, ты мне изменил, потом узнала о споре. Я…

– Снежана, я же просил, – прошептал он измученно.

– Пожалуйста, не делай поспешных выводов. Дай мне всё объяснить.

Но Демка ничего не ответил. Через несколько минут дыхание нашего спасителя замедлилось, оставаясь при этом таким же тяжелым и изможденным.

Я любовалась закатом, благодаря Бога за особенное утро, наполненное самой отборной надеждой, одной рукой обнимая любимого, а другой – нашего сына, сама не заметив, как уплыла в целебный долгожданный сон…

…Плач Свята заставил распахнуть глаза. Стиснув ребенка в объятиях, с досадой обнаружила, что Демьян уже встал.

– Агу, ну, агу-у-у… – быстро поменяла несвежий подгузник.

Усадив сына на ручки, отправилась на поиски его отца, однако, отворив кухонную дверь, ахнула, обнаружив хлопочущего возле плиты Егора Ивановича.

– Снежа, опасность миновала! Но пару недель Шуре придется провести в больнице. Вот, я дуралей! Думал, корень подорожника от всех бед…

– Слава Богу, – выдохнула с облегчением, играя на губах малыша, как на гармошке, отчего он зашелся беззаботным смехом. – Кстати, а где Демьян? – добавила с показным равнодушием.

– У парня появились неотложные дела в Твери… – мужчина смущенно опустил взгляд.

– Он просил мне что-нибудь передать? – протянула с надеждой.

– Нет. – Бабушкин сожитель пожал плечами.

Глава 40

POV. Демьян

Почти стемнело, когда я добрался до маленького неухоженного деревенского кладбища, продираясь сквозь сугробы. Это унылое мрачное место с детства напоминало мне чащу Бабы Яги. Поднявшись на пригорок, я остановился около оградки, внимательно разглядывая крест на могиле бабушки.

– Здравствуй, старушка. Прости, что так долго не приезжал…

Я уставился в промерзшую землю, несколько минут собираясь с мыслями. Слишком долго здесь не был и испытывал острую потребность выговориться. Сделав глубокий вдох, открыл несмазанную калитку и, усевшись на край могилы, еле слышно заговорил:

– Знаешь, ба, говорят, один поступок способен изменить всю нашу жизнь – наполнить ее счастьем или разрушить до основания. Однажды я совершил ошибку, за которую впоследствии поплатился самым дорогим. До сих пор не могу себе простить, что ради спасения одного близкого человека был готов пожертвовать другим. В итоге потерял и тебя, и её, и себя…

Я снял перчатку, проведя подушечками пальцев по острым краям ледяной глыбы. В горле першило. Подавив порыв оскалиться, как делал это на ринге, я впустил в себя порцию студеного воздуха, поднимая взгляд к мрачным низким небесам.

Воспоминания о том споре разворошили клубок нездоровых эмоций, но для того чтобы идти дальше, нужно было покаяться.

– …Я любил ее с детства: мое первое страдание, первая мечта. Грезил ей одной, хотел стать ее учителем, парнем, мужем. Кровь закипала при взгляде в туманные серые глаза. Простодушный деревенский мальчишка, я жил от лета до лета, желая разделить хотя бы несколько жарких вечеров, пока она гостила у бабушки. Моя любовь была чистой, бесхитростной и наивной. Тогда я предположить не мог, что вскоре сам растопчу это светлое ранимое чувство…