— Если уж вы заговорили о Парра — вы их подозревали?
Гамаш посмотрел на парок, поднимавшийся над чашкой, которая согревала его большие руки. Он никогда не расскажет этому человеку всю историю полностью. Не стоит признавать, что Хэвок Парра был их основным подозреваемым. Хэвок работал допоздна. Заперев бистро, он мог последовать за Оливье до самой хижины. И хотя лабораторные исследования резьбовых инструментов Хэвока дали отрицательный результат, у него вполне могли быть и другие. И разве не был Отшельник чехом?
А если не Хэвок, то его отец Рор, который расчищал тропинки и почти наверняка должен был выйти на хижину. Может быть, он уже нашел ее.
Может быть, может быть, может быть.
Эта широкая дорожка «может быть» вела прямо к Парра.
Гамаш не хотел говорить Жильберу, что попал под подозрение и он, как и его сын и невестка. Хижина находилась на их земле. Почему они приобрели старый разрушенный дом, когда могли купить недвижимость где угодно? Почему они сразу же решили расчищать тропинки? Это было чуть ли не первое, чем они занялись.
И почему праведный доктор Жильбер и тело появились почти в одно время?
Почему, почему, почему.
Эта широкая дорожка «почему» вела прямехонько к дверям старого дома Хадли.
Все они попали в категорию подозреваемых. Но все реальные улики указывали на Оливье. Отпечатки пальцев, орудие убийства, полотняный мешочек, резные скульптурки. Инструментов для резьбы у Оливье найдено не было, но это ни о чем не говорило. Он мог избавиться от них много лет назад. Но в гостинице они обнаружили нейлоновую леску. Того же размера и прочности, что использовалась в самодельной паутинке. Защита Оливье утверждала, что это стандартная леска и ее наличие ни о чем не говорит. Габри подтвердил, что использовал леску в саду — подвязывал ею жимолость.
Это ничего не доказывало.
— Но зачем вплетать то слово в паутину и вырезать его на деревяшке? — спросил Винсент.
— Чтобы напугать Отшельника, чтобы он отдал сокровище из своего мешочка.
Решение было потрясающе простым. Тропинка приближалась с каждым днем. Оливье понимал, что его время на исходе. Он должен был убедить Отшельника отдать ему эту вещь, прежде чем хижина будет найдена. Потому что когда это случится, Отшельник узнает правду: Оливье лгал ему. Нет никакой Горы. Никакой армии Страха и Отчаяния. Никакого Хаоса. А есть только маленький жадный торговец антиквариатом, который никак не может насытиться.
Никакого надвигающегося ужаса — только еще один Голодный Призрак.
Последняя надежда Оливье получить полотняный мешочек была на то, что ему удастся убедить Отшельника в неизбежности грядущей катастрофы. Ради спасения жизни Якоб должен был избавиться от сокровища. Чтобы Гора, добравшись до места, нашла только Отшельника, но не мешочек.
Но когда выяснилось, что его история недостаточно страшна, а тропинка почти дошла до хижины, Оливье воспользовался своим напалмом, горчичным газом, своей крылатой ракетой. Своей «Энолой Гей».[87]
Он разместил в углу паутинку. И подбросил куда-то в хижину деревяшку с вырезанным на ней словом. Оливье знал: когда Отшельник увидит это, он… Что? Умрет? Может быть. Но уж в панику впадет точно, когда поймет, что обнаружен. Обнаружен тем, от чего скрывался, от чего бежал. Тем, чего он боялся больше смерти. Оно нашло его и оставило свою визитную карточку.
Что пошло не так? Может быть, Отшельник не увидел паутинку? Может быть, Отшельник в жадности своей не уступал Оливье? Что бы там ни случилось, в одном Гамаш был уверен: терпение Оливье иссякло, нервы сдали, ярость переполнила его — он протянул руку, схватил подсвечник. И нанес удар.
Его юрист предпочел суд присяжных. Хорошая стратегия, решил Гамаш. Присяжных можно убедить в том, что это было временное помешательство. Сам Гамаш считал, что обвинение нужно предъявлять по статье «без предварительного умысла», а не «умышленное», и прокуратура с ним согласилась. Старший инспектор знал, что Оливье умышленно терроризировал Отшельника. Но убийство — дело другое. Да, он сделал Якоба пленником. Манипулировал им, использовал его в своих целях, сводил с ума человека, чье психическое здоровье и без того оставляло желать лучшего. Но убийство… Гамаш верил, что случившееся удивило и привело в ужас и самого Оливье.
Точное определение: убийство без предварительного умысла.
Именно это и совершил Оливье. Убил человека. Не одним решающим ударом, а медленно, постепенно. Запугивал его, отчего морщины тревоги избороздили лицо затворника, а его душа вздрагивала, стоило только хрустнуть веточке в лесу.
Но кончилось все это убийством… и самоубийством. Оливье в конечном счете убил себя. Он уничтожил все, что в нем было доброго, пока самоуважение не было утрачено окончательно, замещено самыми отвратительными качествами. Тот человек, каким он мог бы стать, оказался мертв. Его поглотил Голодный Призрак.