Жестокие слова

— В один прекрасный день он постучался в мою дверь. Представился. Спросил, нет ли у меня чего-нибудь на продажу. Первые несколько раз он получил полный отказ. — Она улыбнулась этому воспоминанию. — Но в нем что-то такое было. Он возвращался и возвращался. И в конечном счете я пригласила его в дом выпить чайку. Он приезжал приблизительно раз в месяц, выпивал чай и уезжал.

— Когда вы решили продать ему то, что он хочет? — спросил Бовуар.

— Я как раз подхожу к этой части истории, — отрезала она, и Бовуар начал понимать, как нелегко было Оливье заводить дружбу с этой старой женщиной. — Как-то раз выдалась особенно долгая зима. Снежная. И холодная. И я решила: ну его к черту все это. Продам и перееду в новый дом для престарелых в Сен-Реми. Я сказала об этом Оливье, и мы прошли по дому. Показала я ему все старье, что оставили мне родители. Старые шкафы и комоды. Громоздкие такие вещи из сосны. Все выкрашено в разные идиотские тона. Синие и зеленые. Пыталась соскрести, но без толку.

Бовуар услышал, как вздохнул его шеф, но больше он никак не проявил своего огорчения. Проведя несколько лет рядом с Гамашем, Бовуар знал страсть своего начальника к старине. И еще он знал, что никогда нельзя пытаться сдирать старую краску. Это все равно что снимать с человека кожу заживо.

— И вы все это показали Оливье? Что же он вам сказал?

— Сказал, что купит все, включая и то, что было в сарае и на чердаке, даже не глядя. Стулья и столы стояли там еще со времен моих бабушек и дедушек. Все собиралась отвезти их на свалку, но мои ленивые сыновья так и не приехали, чтобы сделать это. Так что поделом им. Я все продала Оливье.

— Вы помните, сколько он вам заплатил?

— Прекрасно помню. Три тысячи двести долларов. Достаточно, чтобы заплатить за все это. Все из «Сирс».

Гамаш посмотрел на ножки стола. Дерево заводского изготовления. Перед новым телевизором стояло кресло-качалка с накидкой и фанерованный темный шкаф.

Мадам Пуарье тоже обвела взглядом содержимое комнаты, и сделала это с гордостью.

— Он заглянул несколько недель спустя, и знаете, что привез? Новую кровать. С поролоновым матрасом. И сам ее установил. Он до сих пор иногда заезжает. Очень милый человек.

Бовуар кивнул. Милый человек, который заплатил этой старой женщине лишь малую часть того, что стоила ее мебель.

— Но вы не уехали в дом престарелых? Почему?

— Когда у меня появилась новая мебель, это жилье изменилось. Мне здесь стало хорошо. Я как бы снова полюбила этот дом.

Она проводила их до двери, и Бовуар обратил внимание на коврик при входе. Поношенный, он все еще оставался здесь. Они попрощались и направились к ее старшему сыну, который жил в миле от нее по дороге. Дверь им открыл небритый крупный человек с животом.

— Копы, — сказал он кому-то, обернувшись назад.

Дом и сам человек пропахли пивом, потом и табаком.

— Клод Пуарье? — спросил Бовуар.

Чистая формальность. Кем еще мог быть этот человек? Ему было под шестьдесят, и он каждой своей клеточкой выглядел на этот возраст. Перед отъездом из оперативного штаба Бовуар изучил историю семьи Пуарье, чтобы знать, с кем им предстоит встретиться.

Мелкие преступления. Пьянство и драки. Воровство в магазинах. Мошенничество.

Пуарье принадлежали к тому типу людей, которые склонны к обману, вечно жалуются, указывают на всех пальцем. Но это не означало, что они всегда были не правы. Как, например, в случае с Оливье, который их надул.

Полицейские представились, и Пуарье затянул долгую заунывную жалобу. Иного способа вывести Пуарье на разговор об Оливье не представлялось, каким бы длинным ни оказался список людей, на которых Пуарье имел зуб, включая его собственную мать.

Наконец два следователя убрались из этого дома с тухлой атмосферой и глубоко вдохнули свежий вечерний воздух.

— Как по-твоему, это его рук дело?

— Ну, он явно очень зол, — ответил Бовуар, — но если только он не способен перемещать тела, нажимая на кнопки пульта от телевизора, я бы не стал его подозревать. Вряд ли он в состоянии надолго покинуть свой диван.

Они вернулись к своим машинам. Старший инспектор остановился.

— О чем вы думаете? — спросил Бовуар.

— Я вспоминал, что сказала мадам Пуарье. Она собиралась свезти весь этот хлам на свалку. Ты можешь себе представить?

Бовуар мог представить, какую боль испытывал Гамаш при одной мысли об этом.

— А Оливье спас их, — продолжил Гамаш. — Странно все-таки получается. Возможно, он заплатил мадам низкую цену, зато подарил ей свою привязанность и общество. А как оценить это?

— Я могу купить ваш автомобиль? За это вы получите двадцать часов моего общества.

— Не будь циником. Вот когда ты будешь больным и одиноким стариком, тогда и поговорим.

Следуя за машиной шефа в Три Сосны, Бовуар думал о его словах и в конечном счете решил, что тот прав: Оливье спас драгоценную старину и уделил много времени раздражительной старухе. Но при всем при том он мог бы заплатить ей справедливую цену.

Однако не заплатил.

* * *

Марк Жильбер смотрел на коня Марка. Конь Марк смотрел на Марка Жильбера. Оба были не в восторге.

— Доминик! — позвал Марк из сарая.