Жиган и бывший мент

Работа предстояла сложная, ведь Константин и написал, что они обязательно убьют Зверева, возглавлявшего сейчас фирму «Цербер». Впрочем, кажется, эту фразу вставил не он, а Макеев. Да и какая разница, кто какую фразу сочинил! Их двое, цель у них одна. Поэтому можно считать, что смертный приговор Звереву подписан. Осталось только привести его в исполнение.

У Макеева же были некоторые сомнения по поводу того, заслуживает ли Зверев участи, которую они для него определили. Как-никак, а они брали на себя немалую ответственность, определяя, кого казнить.

Вернее, не казнить, а карать, Макееву это слово больше нравилось. Он не был настолько уверен в правильности принятого ими решения, как Панфилов. Вообще Макеев сомневался гораздо больше и чаще, чем Константин. Может быть, судьба не так сильно его била и калечила, как Панфилова? Он чувствовал, что дело, которое они на себя взвалили, — карать преступников, против которых закон бессилен, — слишком тяжелое для ума, привыкшего к рефлексии.

Нужно однажды принять решение и больше не сомневаться в том, правильно ли ты поступаешь, не слишком ли много на себя берешь, претендуя распоряжаться судьбами людей наподобие господа бога.

Впрочем, люди ли это, те, которых они приговорили к смерти? И не они ли сами, эти люди, узурпировали права бога, отнимая у других право на жизнь? Если уж, как Пушкин сказал, художника нужно судить по законам, им самим для себя установленным, то уж убийцу — и подавно. Если ты отнимаешь жизнь у других, будь готов к тому, что кто-то захочет отнять ее и у тебя…

Макеев это прекрасно понимал ив принципе был к этому готов. Панфилов, похоже, об этом даже и не думал. У него натура была более цельной и менее подверженной сомнениям. Он долго шел к какому-то решению, но, приняв его, уже не сомневался в том, правильно ли оно.

Стоило Макееву заикнуться насчет своих сомнений по поводу Зверева, как Панфилов в два счета доказал ему несостоятельность этих сомнений. Он был в настоящее время директором охранного агентства «Цербер», которое называлось охранным лишь для отвода глаз. На самом же деле «Цербер» проводил все тайные операции, в которых был заинтересован Глеб Абрамович Белоцерковский — именно на его деньги был открыт «Цербер». Его первым директором был Витольд Мошнаускас, который раскрылся перед Константином до такой степени, что после этого одному из них оставалось только умереть.

Константин остался жив, поскольку оказался не только удачливее, но и профессиональнее Мошнаускаса. А кроме того, разница была и в том, что Мошнаускас просто выполнял работу, за которую ему платил ГБ, а Константин отстаивал свое право на существование, на жизнь. Панфилов не чувствовал угрызений совести: не место на земле таким тварям, как Мошнаускас!

И Зверев, пришедший на смену Мошнаускасу, точно такой же, как и он! Пока за «Цербером» стоит его прежний хозяин — ГБ, можно не сомневаться, что руководить этим агентством будет такой же законченный подонок, как и его предшественники.

На Макеева подействовала убежденность Панфилова. Макеев был человеком вообще не очень в себе уверенным, поэтому в правильности каждого своего решения ему надо было себя убедить или позволить другому убедить себя. Панфилову же убеждаться ни в чем не нужно было. Он просто слепо верил в свою правоту, поскольку чувствовал ее инстинктивно, не ломая голову над нюансами, а ухватывая сразу главное и уже не отступая от него.

А потом, существовал элементарный способ проверки. Достаточно устроить засаду на квартире Лилечки Воловик, и они сами убедятся, насколько Зверев заслуживает казни. Если он придет туда как убийца, он тем самым сам засвидетельствует против себя. Это был для Макеева очень убедительный аргумент.

Панфилов же был уверен, что Зверев должен появиться в квартире Лилии Николаевны Воловик рано или поздно. И он появился…

Глава 22

Зверев должен был появиться в этой квартире рано или поздно. И он появился.

Расчет Макеева оказался точен. Учитывая сверхсекретность своего задания, Зверев не мог перепоручить его никому другому. О том, что известный в России финансист Белоцерковский посылает наемных убийц к вдове одного из своих бывших конкурентов по бизнесу, должны были знать минимум двое: сам Белоцерковский и тот, кому он это дело поручил.

Но Глеб Абрамович Белоцерковский или ГБ, как чаще его называли газетчики и тележурналисты, ошибся. Макеев сумел увеличить это число до четырех, — он просчитал, что, едва ГБ поймет, что на наследство Генриха Воловика, которое он решил прибрать к своим рукам, у вдовы погибшего банкира появились реальные шансы, тут же отдаст приказ ее ликвидировать.

И теперь он вместе с Панфиловым поджидал Зверева в квартире Лилии Николаевны Воловик, отправив ее саму подальше от Москвы. Это был сюрприз для Зверева, и нельзя сказать, что приятный сюрприз.