Жиган и бывший мент

Сидя за креслом, Панфилов услышал, как со стороны балкона донесся едва различимый звук открываемой двери. Со своей позиции он мог отлично наблюдать за нижним краем шторы, которая даже не шелохнулась, хотя дверь на балкон наверняка уже была приоткрыта настолько, чтобы в нее мог пробраться человек.

Прошла долгая минута после услышанного им звука, прежде чем штора шевельнулась и Панфилов увидел кроссовки…

Константин приготовился бесшумно подняться и сразу вслед за тем прыгнуть на спину проникшему в квартиру человеку.

Панфилов был на сто процентов уверен, что это Зверев. Константин, затаив дыхание, следил, как тот очень медленно и абсолютно бесшумно двигался, — как индеец на тропе войны. Константин успел вспомнить первые фильмы про индейцев, сам еще пацаном был, когда они шли, — с югославом в главной роли. Глупые в принципе фильмы, а как тогда этот самый Гойко Митич мальчишкам души будоражил…

Панфилов слегка сдвинулся вправо и чуть выглянул из-за кресла.

Спасла его быстрота реакции.

Она у Константина оказалась развита лучше, нежели у того, кто залез в квартиру с балкона. Панфилов сразу заметил ствол пистолета, смотрящий прямо ему в лицо, и инстинктивно дернулся назад.

В ту же секунду раздался негромкий щелчок — и кресло вздрогнуло от удара пули.

Несмотря на свою полноту, Макеев успел разогнаться до приличной скорости, прежде чем стрелявший обернулся. Макеев сшиб противника с ног и упал на него сверху — груз в сто десять килограммов буквально припечатал Зверева к полу. Удар получился нешуточный, Панфилов даже слегка испугался, что противник отдаст концы раньше, чем это было ими запланировано.

Панфилов с Макеевым не собирались убивать его в этой квартире.

Одним прыжком Панфилов выскочил из-за кресла и бросился помогать Макееву, который никак не мог подняться и барахтался на человеке, лежащем под ним.

Константин отбросил ногой вылетевший из руки Зверева пистолет с глушителем, оттолкнул в сторону приятеля и круто завернул Звереву руки за спину. Тот взвыл и замер, перестав барахтаться.

— Пусти, тварь! — прохрипел Зверев. — Пусти, больно же!

— Я тебе кровь скоро пущу! — пообещал Панфилов, надевая на его завернутые сзади руки наручники. — Не ожидал такого приема? Думал порезвиться тут с симпатичной вдовушкой, прежде чем пулю ей в затылок пустить? Ты у меня теперь порезвишься!

Макеев, кряхтя, поднялся с пола.

— Как я, однако, быстро.., бежал! — удивлялся он. — Не ожидал даже от себя.

— Найди там у хозяйки халатик какой-нибудь, — сказал ему Панфилов. — На плечи нашему гостю набросить, чтоб не простудился перед смертью, пока мы его в машину вести будем…

— Чего вы от меня хотите? — спросил чутко прислушивающийся к разговору Зверев. — Денег? Сколько вам нужно? Сколько?

— Нет, дорогой мой, на хрен нам твои деньги не нужны, — ответил Панфилов. — Мы заберем у тебя единственное, что у тебя осталось, — твою поганую жизнь. Больше нам от тебя ничего не надо.

— Сколько вы хотите? — вновь спросил лежащий на полу Зверев. — Я заплачу по пятьдесят тысяч каждому из вас. Это хорошие деньги, подумайте!

— Подойдет? — неуверенно спросил появившийся в дверях гостиной Макеев — в руках у него был длинный махровый халат Лилии Николаевны.

— А мы сейчас примерим, — сказал Панфилов и пнул Зверева ногой. — А ну, поднимайся, кандидат в покойники! Примеряй обновку. С чужого плеча, но, я думаю, ты не в претензии.

— По сто… По сто пятьдесят тысяч долларов каждому, — тяжело сказал Зверев, с трудом поднимаясь на ноги. — Больше у меня нет…

— Оставь себе, — бросил Панфилов. — Архангелу Михаилу предложишь, чтобы не слишком внимательно считал, сколько душ у тебя на совести. Ты, между прочим, благодарен нам должен быть, что сегодня тебе не дали еще один грех совершить. Тебе ж скоро ответ держать придется за все, что ты успел натворить.

— Придурки! — процедил сквозь зубы Зверев. — Вы хоть понимаете, с кем вы связались? Вы хотя бы знаете, кто за мной стоит?! Вы за меня заплатите, и очень дорого заплатите. Это я вам обещаю!

— Иди, не баклань! — толкнул его в спину Панфилов. — Наслаждайся жизнью, пока есть возможность, недолго осталось…

Зверева вывели в пустынный ночной московский двор, сунули в старенький макеевский «жигуленок». Макеев включил зажигание.

Пленник сидел в машине тихо, не пытаясь больше торговаться за свою жизнь.

Скорее всего он понял, что надеяться ему больше не на что. Безвыходность его положения и страх перед неизбежностью того, что скоро должно произойти, действовали на него парализующе. Зверев замкнулся и сидел молча, и в мозгу у него билась одна мысль: «Все! Конец! Зачем все это? Зачем?..»

Ехали недолго. Макеев загнал машину в один из обширных скверов недалеко от Каретного ряда. В три часа ночи здесь не было ни души. Более подходящие декорации для последнего акта ночной драмы, затеянной Макеевым и Панфиловым, придумать было трудно.

— Выходи, — тихо сказал Звереву Панфилов. — Пришло время платить!

Зверев выбрался из машины. Его слегка пошатывало, голос противно дрожал, хотелось упасть на колени и просить о пощаде.

Но он с ужасающей четкостью понимал, что это бесполезно.