Жила, была: Историческое повествование о Тане Савичевой

– Слыхали радио? – Борька посмотрел на каждого из своей дворовой команды. – В сражения начинают вступать наши главные силы. Теперь Красная Армия врежет фашистам по первое число!

До войны Борька Воронец был как все, ничем особенно не выделялся, разве что неугасающим румянцем на тугих щеках. И вдруг выяснилось, что Борька – прирожденный командир, знаток военного дела.

– Самое верное оружие против вражеской брони – зажигательная бутылка, – доходчиво разъяснял Борька постановление о сборе миллиона бутылочной тары.

В первые дни войны ребята азартно помогали отрывать щели, узкие и глубокие окопчики для укрытия от бомб и снарядов. Потом очищали от хлама чердаки. Теперь срочно требуются пустые бутылки.

– Сделать противотанковую зажигалку пара пустяков. Берется жидкость, которая сама вспыхивает на открытом воздухе, заливается до горла, затыкается пробкой, заливается сургучом – и все. Врежут такой штуковиной по танку – бац! Стекло вдребезги – и пожар! Просто и дешево. Одна бутылка – один танк!

Но к чему тогда целый миллион бутылок?

Вопрос был настолько детский, что Борька даже не счел нужным отвечать лично. Кивнул неразлучному другу и помощнику Коле Маленькому.

– Растолкуй.

Сами-то они, очевидно, обсудили и продумали все до мелочи.

– Погрузка, разгрузка, доставка, – затараторил Коля. – Еще до фронта половину раскокать могут.

И потом, у фашистов же не только танки. Бронетранспортеры, броневики, другие броненосцы.

– Броненосцы – это уже корабли, – поправил Борька.

– А самолеты сбивать можно? – вежливо спросил рыжий Павлик.

Борька Воронец, Коля Маленький, а за ними и вся компания рассмеялись.

– Ими же не из пушек вытреливают, вручную кидают, как гранаты. Подпустят танк совсем близко – и бац!

Сказал и замолчал, и все ребята притихли, об одном и том же подумали: не всякий раз удастся подпустить вражеский танк на близкое расстояние, не каждая бутылка попадет в цель…

– За дело! – приказал Борька Воронец. Буфеты, шкафы и шкафчики, антресоли, кладовки, чуланы уже обыскали. Пошли шарить по чердакам и подвалам.

Карточки

Все строго нормированно: на хлеб, мясо, жиры, сахар, крупы – на все специальные карточки, плотные листочки, расчерченные на талоны. Без них не купить ни крошки, ни капли. Карточки именные и разной категории, то есть не равнозначные. Хлеба, к примеру, рабочим и ИТР, инженерно-техническим работникам, полагается на день восемьсот граммов, служащим – шестьсот, детям и иждивенцам – четыреста.

В столовых, кафе, ресторанах без карточек не поешь: за супы, котлеты, гарниры, кисели и чай вырезают талончики на крупы, мясо, сахар, жиры. А хлеба – по желанию: хочешь, бери сразу всю пайку, хочешь – часть. Для того и поделена в карточке каждая однодневная норма на пятидесятиграммовые доли.

– Ну и хорошо, что карточки ввели, – считает бабушка. – Никто не обойден, а то некоторые в панику ударились. Скупают, выменивают, ловчат, самоличные бадаевские закрома устраивают.

Склады имени Бадаева размещаются в Московском районе. В деревянных хранилищах все городские продовольственные запасы.

Нормы не только на съестное. Одежду, обувь, ткани отпускают только по специальным купонам.

Вместо «купить» стали говорить «отоварить», «отовариться».

– Все ничего, все терпимо, – считает бабушка. – Лишь бы на фронте удача была.

Беда

Военные сводки удручали. Дядя Вася прикнопил к стене карту, наготовил булавки с флажками, но так и не сумел четко обозначить линию фронта. Одесса, Киев, Брест, Смоленск, Таллинн – в наших руках, а часть Украины, Белоруссии, Прибалтики уже заняты фашистами. Гитлеровцы рвутся к Москве и Ленинграду, то есть уже восточнее и Одессы, и Таллинна. Поди разберись, где передний край. И росли, множились недобрые слухи.

– Говорят, немцы уже в Стрельне.

– Не может быть! Туда ведь трамвай ходит, двадцать девятый маршрут!

Ленинград наводнили беженцы. От них узнавали невероятные новости. Будто 9 июля сдали Псков.

– Как же Миша выберется оттуда? – ужасалась мама.

От Михаила не было никаких вестей. В армию его взять не могли: не подлежал пока мобилизации. И домой, очевидно, выехать не успел. Дорогу через Кингисепп перерезали, на Лужском направлении шли жестокие бои.

– Как же он выберется оттуда?!

Оттуда значило не просто из деревни на Псковщине, а с территории, оккупированной германскими войсками. Уже стало известно, что они творят на советской земле. Жгут дома, зверствуют, убивают, не щадят ни стариков, ни детей. Беженцы такие страшные истории рассказывали, волосы дыбом вставали.