Жилец

Фотоателье Исая Ильича отошло за налоговые недоимки в прошлом еще году Москоммунхозу, старик не выдержал беды, говорили, сошел с ума и тихо угас в психиатрической клинике доктора Ганнушкина. И хотя фотографии работы Георгия Андреевича украшают витрину, в устройстве ему отказали. Вышел угрюмый человек, так и не представившийся Фелицианову, буркнул:

– Вакансий нет.

И скрылся за бархатной шторой, оставшейся в наследство от Исая Ильича.

Коля Бодров – теперь для всех Николай Павлович – из «Правды» давно уволился, он теперь заведовал отделом в газете «Известия», где платили меньше, но работа была интересней и многообразнее. Вольную толстовку сменил на строгий и тесный для его широких жестов пиджак, брюшко и залысины придали ему солидности, но Георгия Андреевича встретил с радушной улыбкой, которая, впрочем, очень скоро слетела с его лица. Долго он чесал затылок, рассматривая справку об освобождении, на первых порах заменившую Фелицианову удостоверение личности. Наконец вымолвил:

– М-м-да, с таким мандатом трудно вам придется. О штатной работе можно забыть. Даже снимки ваши подписывать рискованно. Может, под псевдонимом, а? Давайте так и сделаем. И вот что, в «Учпедгизе» сидит старый мой приятель Мишка Смородкин. Он не фотограф, он Строгановку кончал, да это не играет роли. У них много черновой работы – пересъемка, ретушь, пойдите к нему, поможет. А там посмотрим.

Ноги плохо кормили волка Фелицианова. Фотография стала делом довольно модным, подросли молодые-резвые с благополучными биографиями, и хотя круг редакций, печатавших снимки Егора Счастливцева (псевдоним), заметно расширился, доходу это давало немного, к тому же нерегулярно. То осыплют золотым дождем, то денежная засуха на два-три месяца. К тому же Левушка, выпускник консерватории, вот уж два года стоял на бирже труда, месяц от месяца получая одинаковые отказы. Музыканты вроде и нужны, но чтоб недворянского происхождения и чтоб родственников, бывших под судом-следствием, не имели. Пришлось отдать ему на выпас «Учпедгиз», чтоб хоть как-то с молодой беременной женой сводил концы с концами.

В жизни всегда есть место мерзости. В один прекрасный день Фелицианову поручили сфотографировать митинг рабочих автозавода имени Сталина в Тюфелевой роще. Добирался туда тремя трамваями, в давке. И день был пасмурный, и на душе тускло и тягостно. Газет, даже в которых печатался, Георгий Андреевич не читал, и тема митинга была откровением для наивного фоторепортера. Он-то полагал, что будут нести какую-нибудь чушь про соцсоревнование или индустриализацию.

А снимать пришлось требование рабочих кузовного цеха расстрелять злостных врагов народа Каменева и Зиновьева. Давно ли почитали как верных соратников Ленина, выдающихся революционеров? Догнала-таки подлая политика! Как прав оказался Воронков – от генеральной линии партии не увернешься.

Угрюмые, усталые до полного безразличия ко всему на свете лица рабочих. Но вот выходит одна комсомолка в модной у них красной косыночке, начинает вяло и тускло, вдруг зажигается праведным гневом, и будто искру бросили в костер! Фелицианов с изумлением видел, как оживают в ненависти к совершенно незнакомым, ни разу не виденным людям лица в толпе. Еще два-три выступления, и покажи им несчастного Каменева – растерзают, как воришку на рынке. Каменева было жалко. Он потакал поэтам, заступался за них. Зиновьев – расстреливал. Хотя в то, что Зиновьев направлял руку убийцы Кирова, Георгий Андреевич не верил. Так что для Фелицианова пара эта была не столь неразлучна.

Хорошо, что начал работать камерой в первый же момент, когда все были угрюмы и равнодушны под плакатами, требующими пролетарской классовой бдительности, ярости и беспощадности к врагам. Тут был контраст, исчезнувший на глазах. На всех последующих фотографиях, особенно если их выстроить в ряд, было видно, как пожар ненависти полыхнул по толпе доверчивых, простодушных людей.

В редакцию он отнес первый снимок, остальные оставил себе. Надо же, за эту фотографию он получил тридцать рублей – Иудин гонорар, тридцать сребреников. И с какой-то яростью впервые в жизни пропил все до копейки в том шалмане, что открыл ему когда-то давно на Малой Дмитровке несчастный Илларион Смирнов. А водка все равно его не взяла и только бессонницей замучила.

Посреди ночи встал, разложил в ряд фотографии с того проклятого митинга. Давно ведь отгремела гражданская война, пора б и успокоиться. Нет, хитрая власть не дает угомониться «разбуженным массам». Зачем, с какой целью?