Жили-были люди… Сборник

– Только, пожалуйста, не включайте музыку! – вырывается у меня.

– Что вы, – укоризненно отвечает «пират», усаживаясь на свой стул, – разве можно портить такую ночь? Да и вообще – у нас ведь есть уже музыканты. Слышите?

Он прав. Концерт для волн со сверчком пахнет йодом, солью и обещанием неизвестного.

– «Вы ведь тоже любите живую музыку?» – продолжает он явно измененным голосом.

Я невольно улыбаюсь:

– «Живую?»

– «Ну, ту, которую не включают».

И мы смеемся тихонько.

Я делаю глоток. Кофе действительно чудесен, такого мне пробовать еще не доводилось. Гаснут в глубине сознания все эти «нельзя» и «будет плохо». Не будет. Буду только я – дурой, если не выпью до конца, если отодвину от себя эту чашку, синюю с золотым ободком.

И мы сидим, молчим и опять смотрим на озеро. И озеро тоже молчит и тоже на нас смотрит. В полосе света, падающего кафе, крутятся какие-то мотыльки.

Внимание мое привлекает смутный белый силуэт у лодочной станции. Что-то колышется на воде у понтона, что-то явно большее, чем лодки и катамараны.

– Интересно, что это? – вслух думаю я.

– Яхта, – откликается «пират». – Это моя.

Надо же! Из богатых, что ли?

– Я тут в гостях, – продолжает он. – К другу решил заглянуть… а он оказался в отпуске. Друг здесь летом барменом подрабатывает. Теперь жду рассвета.

Яхтсмен? Почему бы и нет…

– Ну, как кофе? – спрашивает чуть погодя «пират», наблюдая за мной. – Не подкачал рецепт?

Я нехотя киваю. Раздражение вдруг ушло, сменившись облегчением и усталостью. Сейчас мне не нужно слов, любой звук скребет ножом по нервам, любой, кроме шелеста волн, шума вдруг налетевшего ветра и стрекотания цикад.

И «пират», кажется, понимает это. Потому что – молча – протягивает ко мне руку.

На крупной, мозолистой его ладони с длинными сильными пальцами лежат две конфеты… и я не верю своим глазам. «Ночка». Те самые, давно исчезнувшие. Из детства.

… Мне было одиннадцать, когда мы с родителями ездили в Москву. Я мало что запомнила, конечно, из той поездки – только сплошное летнее ликование, ощущение восторга, вкус московского мороженого и еще почему-то очередь к Мавзолею, тогда они еще были. И – вот эти конфеты. Мы выстояли огромную очередь, накупили – голодная провинция конца восьмидесятых! – кучу сладостей, но ничего не запомнилось мне так, как вкус этих конфет. Темные, почти насквозь шоколадные, неслыханное детское счастье!

В дороге – почти двое суток в поезде, жара, плацкарт – я ничего не замечала и мечтала только о конфетах. Ни шоколадные медали, купленные тогда же, ни ореховая халва душу не тревожили. А «Ночка»… утром второго дня пути, когда мама и брат еще спали, я, чувствуя себя закоренелой преступницей, приподняла нижнюю полку, на которой ехала, сунула руку в щель, нащупала замок сумки. Конфеты лежали сверху…

И все время дороги, стоило родителям отлучиться в туалет или за кипятком к проводнице, я таскала и таскала эти конфеты, не в силах справиться с искушением, по одной, по две, по три штуки. Наваждение, тяга сладкоежки, запретное ощущение опасности… сладость во рту, которой невозможно противиться.

Больше – ни в лихие 90-е, ни теперь, в «разгул капитализма» – я таких конфет нигде не встречала. Может, их уже и вовсе с производства сняли, не знаю, да и вкус-то их, честно сказать, я почти не помнила…

И вот – надо же…

– Вы волшебник? – со слабым восхищением спрашиваю я, боясь поверить, боясь протянуть руку, чтобы чудо не исчезло.

– Пока нет, – серьезно, без улыбки отвечает «пират». – Но я учусь.

Осторожно, кончиками пальцев беру я конфеты. Разворачиваю, надкусываю… м-м-м! Какие там комары! Я самый счастливый человек на свете! Мгновение, куда ты там побежало? Остановись!

Мы молчим. Я упоенно жую, «пират» с улыбкой смотрит на меня.

– Спасибо! – выдыхаю я наконец.

– На здоровье! – смеется он. – Обращайтесь, чудеса к вашим услугам.

Он шутит, это ясно. Но у меня вырывается вдруг:

– А можете еще одно чудо, а? Пожалуйста!

«Пират» смотрит вопросительно.

– Сделайте вокруг тишину, – грустно прошу я, сворачивая фантики в трубочку.

– Чем не тишина? – он обводит рукой вокруг. – Хоть пей, хоть с ножа ешь.

– Да я не про это. Чтоб музыку тут отовсюду убрали… ну, хотя бы вечернюю дискотеку. И жару тоже… пусть сегодня пойдет дождь!

Несколько мгновений мой собеседник молчит, задумчиво вертит в руках свое блюдце, ярко-желтое с зеленой полоской.

– Не ищи тишину снаружи, – говорит он, наконец. – Она внутри.

Я резко выпрямляюсь, со стуком ставлю чашку на стол. Лицо вспыхивает, словно кипятком плеснули.

– Знаю! – говорю резко, отчужденно.

– Конечно, знаешь, – соглашается «пират».

Я смотрю мимо него, в темноту.

Достали! Все эти помоги себе сам, ты должна взять себя в руки, все внутри тебя, ну вы же умная женщина и профессионал, смотрите на жизнь проще, ищи позитив.