Жить дальше. Автобиография

С чувством вины приходилось сталкиваться еще не раз. Однажды я положила Андрюшу в центр нашего большого двуспального дивана, а сама на минуту отошла. Андрюша лежал на животике, диван огромный, я думала: «Что может случиться? Он же маленький, полтора месяца всего, даже вертеться толком не умеет, не то, что ползать». Через секунду буквально слышу стук и дикий крик. Что произошло – я так и не поняла. Наверное, он попытался приподняться на ручках, одна ручонка не выдержала, подогнулась, и он скатился с этого дивана на пол. Я кинулась его поднимать, и мне показалось, что нос у него немного приплюснутый. Крови не было, никаких признаков повреждений тоже. Но я жутко испугалась и кинулась звонить в «Скорую». «Сколько лет ребенку?» – спрашивают меня. «Полтора» – «Года?» – «Нет, месяца». – «Мама, вы что? Не может быть! В полтора месяца дети с дивана не падают». Но все-таки приехали. Андрюха к тому времени уже поел и спит себе. «Ну показывайте вашего красавца, что с ним?» – говорят врачи. «Ну вот же, у него, наверное, сотрясение, может, сломан нос, или рука, вот, смотрите, складочки на ней не так расположены!! Смотрите внимательнее», – волнуюсь я. Врач распеленала его, на стол положила, за пальчики дергает, он хохочет. «Мама, – говорит, – не волнуйтесь, все у него прекрасно. Хотя, конечно, я несколько удивлена, что он у вас в полтора месяца с дивана сигает. Всякое видела, но такое в первый раз». Всё обошлось, но я долго потом себя корила – что ж я за мать такая, не могу за дитем уследить.

Вскоре я вовсе перестала отличать один день от другого. Я вдруг поняла, почему Мадонны на полотнах великих художников всегда получаются такими возвышенными и неземными. Да они просто не спят по несколько месяцев, поэтому находятся на энергосберегающем режиме. «Что воля, что неволя – все одно». Такое состояние у меня длилось довольно долго. Молодым мамам жилось тогда очень непросто. Никакой доступной среды не было и в помине. На руках я Андрюшку уже не могла долго держать, он был тяжелым, а въехать в магазин с коляской не представлялось возможным, везде было тесно, пороги, ступеньки – условий никаких. Магазины тогда не в каждом доме были, и в каждом из них продавался свой вид товара – в одном хлеб, в другом молоко, супермаркеты были редкостью. К тому же пока упакуешь ребенка, пока доедешь до магазина – он уже намочил пеленки и вопит. А еду добывать как-то надо – Игорь тоже был занят с утра до ночи. И вот я пробиваюсь к прилавку с коляской и орущим в ней младенцем, люди смотрят на него и осуждают меня, что же вы, мол, мамаша, ребенок-то у вас вопит, нехорошо. Улицы убирались плохо, по мокрому снегу коляска ехать отказывалась, и однажды у нее все-таки отвалилось колесо, прямо посреди улицы. Я уже прикидывала, как сейчас брошу эту сломанную коляску и понесу Андрюху дальше на руках, но, слава богу, помог мужчина, который неподалеку чинил свою машину и заодно приладил мне колесо.

Когда Андрюше было два месяца, молоко у меня практически исчезло. И это было неудивительно – мы питались гречневой кашей, картошкой и свеклой в основном. Игорь в театре зарабатывал приблизительно сто долларов в месяц (если пересчитать по курсу в рублях). Из этой суммы надо было выделить деньги на оплату квартиры, на еду и на проезд в метро. Помню, как моя подруга Ира Газманова, мама Родиона Газманова, однажды спросила меня: «Ирочка, а где ты обычно пьешь кофе, в “Национале” или в “Балчуге?”» Я говорю: «Если есть деньги на самый дешевый растворимый кофе в жестяной банке, то я его пью дома». Ира удивилась. Она с подругами любила пить кофе в ресторане гостиницы «Балчуг». Для нас тогда это было бы непомерной роскошью. Слова «такси» и «ресторан» практически отсутствовали в нашем лексиконе.