Жить на свете стоит

Молча, точно боясь спугнуть возникшее между ними чувство, они спустились к квартире, и Ника вставила ключ в замок. Рука Гавриленко легла сверху, легко управляя Никиной, повернула ее в сторону. Дверь открылась, Ника сделала шаг вперед, чувствуя, что Максим не выпускает ее руку с зажатым ключом. «Что я делаю? – пронеслось в ее голове. – Боже мой, что же я делаю?» Но губы Максима уже нашли ее, руки осторожно сняли с плеча и опустили на пол сумку, и Ника совершенно расслабилась. Она перестала думать о том, как выглядит, о том, что на руке гипс, о том, что она крупная, полная, совершенно непохожая на тех девиц, которые оказывались рядом с Гавриленко раньше. Сейчас он был с ней, он был ее – и все остальное не имело никакого значения.

– Очень душно… – выдохнула она, уже оказавшись на пороге спальни, и Максим быстро обогнул кровать, распахнул окно и задернул темные шторы:

– Так лучше?

– Ты, смотрю, совсем у меня освоился, – улыбнулась Ника, пытаясь одной рукой стянуть с себя расстегнутые джинсы.

– Погоди, я сам… – Гавриленко опустился на колени и медленно, обнажая сантиметр за сантиметром кожу, освободил Нику от мешавшей детали гардероба. – Ты такая красивая, Ника… – пробормотал он, прислонившись щекой к бедру и глядя снизу вверх в глаза застывшей от изумления Стаховой.

– Уверена, ты говорил это куда более красивым женщинам!

– Не буду отрицать – говорил. Но вряд ли они были такими, как ты. – Максим поднялся и взял Нику за подбородок. – Не думал, что ты можешь быть неуверенной в себе.

– А кто сказал, что это так? – прищурилась уже справившаяся с волнением Ника. – Я принимаю себя такой, как есть.

– А мне ты только такой и нравишься, – заверил Гавриленко, стягивая через голову майку.

Как и думала Стахова, у него оказалось крепкое, тренированное тело без грамма жира, хороший пресс и довольно внушительные бицепсы, хотя одежда каким-то странным образом скрывала это. Рядом с ним даже крупная Ника не казалась себе такой уж большой.

«Так странно… я уже забыла это ощущение от нового тела в постели. Столько лет с Артемом… чувствую себя кошкой, утащившей хозяйское мясо. Как он смотрел на нас сегодня…» – Все это пронеслось в Никиной голове за те секунды, пока Гавриленко опускал ее на кровать и ложился рядом, бережно поглаживая ее кожу.

Максим оказался на удивление нежным, слегка робким, и это сильно удивило Нику. Ей казалось, что человек, которому были доступны любые женщины, в постели будет вести себя требовательно, капризно, ибо успел пресытиться разнообразием тел. И его желание доставить сначала удовольствие ей, а потом уж себе, тоже оказалось приятной неожиданностью.

– Как порядочный человек, я теперь обязан жениться, – пробормотал он, крепко прижимая ее голову к своей влажной от пота груди.

– Очень смешно, – прогнусавила Ника, стараясь вывернуться, – зачем ты все портишь?

– Порчу? Чем?

– Пошлостями. – Нике удалось освободиться и сесть, натянув на грудь простыню.

Гавриленко тоже приподнялся на локте и удивленно смотрел на Нику:

– Не понял.

– А что тут непонятного? Я… совершила ошибку. Ошибку – понимаешь? Этого не должно было случиться. – Стахова обхватила себя за плечи и продолжила: – Понимаешь, это против правил. Против моих правил.

– Правил?

– Да. Я не должна была переходить эту грань… грань между работой и удовольствием, понимаешь?

– Так я для тебя всего лишь работа? – грустно спросил Максим, дотягиваясь до Никиной руки и властно забирая ее в свою. – Значит, все наши прогулки по бульварам – это только часть работы, да?

– Ты не понимаешь…

Нике казалось, что она говорит что-то не то, не так, но остановиться она не могла. Ей на самом деле казалось, что сейчас она нарушила какой-то собственный кодекс, которому подспудно следовала все время до встречи с Гавриленко.

– Так объясни! – требовательно сказал Максим, чуть сжимая ее пальцы. – Объясни, чтобы я не плутал в лабиринте твоих мыслей и поступков, потому что я уже и сам не понимаю, куда иду и какие правила нарушаю. Ты нравишься мне, Ника, очень нравишься, так, как никто прежде. Но ты… ты зачем-то выстраиваешь все новые преграды. Едва мне начинает казаться, что все, путь свободен, как тут же возникает новая трудность. Ты сама не устаешь от этого? Не пробовала просто жить? Жить, а не выстраивать стены?

Ника заплакала. Она не могла объяснить, с чего вдруг начала этот разговор и сама испортила то, что произошло между ними.

«Я просто разучилась наслаждаться жизнью. И любовь для меня прежде всего надрыв и страдание, потому что так было с Артемом. Он не обещал мне будущего, я привыкла к этому состоянию и считала, что только так и может быть, вот и ищу теперь подвох в словах Максима».

– Ну, почему ты плачешь? – Гавриленко притянул ее к себе, обнял обеими руками. – Ты просто скажи мне, какими ты видишь наши отношения, раз уж не хочешь рассказывать о своих правилах, и я буду стараться сделать все так, как ты хочешь.