Житие Марии Египетской

Статия вторая

(после третьей песни Великого канона, малой ектении и седальна)

Зосима с великим желанием и с неудержимыми слезами приготовился слушать, а она начала повествовать о себе так: «Я, отче, рождена в Египте, и, когда мне было еще двенадцать лет

и еще живы были мои родители, я отвергла себя от их любви, и отправилась в Александрию. Стыжусь и помыслить, не только подробно рассказывать, как я растлила мое первое девство, как начала творить неудержимое и ненасытное любодеяние; однако скорее произнесу то, что необходимо, дабы ты узнал о невоздержании плоти моей. Семнадцать и более лет провела я в публичном блудодеянии, не ради подарков или заработка: от некоторых, пытавшихся платить мне, я не пожелала ничего принять; это делала я для того, чтобы большее число людей привлечь к себе, которые охотнее спешили бы ко мне без денег и исполняли бы плотское мое желание. Не думай, что будучи богатой, не взимала я денег, наоборот – я жила в нищете, и много раз, голодная, лен пряла, но разжжение имела ненасытное всегда – в тине блудной валяться; то почитала и жизнью, чтобы всегда творить бесчестие естества!

Так живя, увидела я в жатвенное время много мужчин египтян и ливиян, идущих к морю. Я спросила встретившегося мне человека: «Куда идут эти люди с таким старанием?» Он отвечал: «В Иерусалим, Воздвижения ради Честнаго и Животворящаго Креста, которое скоро праздноваться будет». И сказала ему: «Возьмут ли меня с собою?» Он отвечал: «Если имеешь плату за проезд, то никто тебе не возбранит». Тогда я сказала: «Брат, не имею я ни пищи, ни денег, но пойду на корабль, там и питать меня будут, и собою заплачу им за проезд». Я хотела идти с ними (прости меня, отче!), намереваясь как можно больше людей склонить к греховной моей страсти...

Отче Зосимо, не принуждай меня объявить тебе стыд мой, ибо ужасаюсь я

. Господь знает, что самый воздух оскверняю я словами моими!»

Зосима же, омочая слезами землю, отвечал ей: «Говори, Господа ради, мати моя, и не престань от полезной мне повести». Тогда она продолжала: «Тот юноша, услышав бесстыдство скверных моих слов, одержимый смехом отошел, я же побежала к морю, где среди спешащих на корабль увидела человек десять молодых, которые казались мне удобными для скверной похоти моей. Многие уже вошли на корабль. Я, по обычаю бесстыдно вскочивши к ним, крикнула: «Возьмите и меня туда, куда вы отправляетесь, вот увидите, что я угожу вам». И прибавив несколько иных скверных слов, подвигла всех на смех. Они же, видя мое бесстыдство, взяли меня и ввели в корабль, и мы отправились в путь. А что потом было, как поведаю тебе, о, человече Божий!!! Какой язык изречет, или слух приимет, злые мои дела на пути и в корабле!? Как и не хотящих я, окаянная, понуждала на грех. Невозможно изобразить тех нечистот, описуемых и неописуемых, которых в ту пору я была учительница! Поверь мне, отче, ужасаюсь я и дивлюсь, как понесло море блуждение мое; как не разверзла земля уст своих и не поглотила меня живую во ад! Ведь столько уловила я в сеть смертную!

Но думаю, что покаяния моего искал Бог, не хотящий смерти грешника, но с долготерпением ожидающий его обращения!

Так вот, с таковыми делами и заботами вошла я в Иерусалим и несколько дней, оставшихся до Праздника, там пробыла, творя такие, как и прежде дела, а иногда и хуждшие. Не довольствовалась я юношами, бывшими со мною на корабле в пути, но и иных многих, и граждан иерусалимских, и странников собирала я на ту же скверну. Когда же наступил Праздник святаго Воздвижения Честнаго Креста Господня, я старалась войти в церковь с народом из притвора церковного, теснилась, но оттесняема была и отталкиваема назад. Будучи весьма угнетаема народом, с многим трудом и нуждою приблизилась к дверям церкви и я, окаянная. Когда же ступила я на дверной порог, другие все невозбранно вошли, мне же воспрепятствовала некая Божественная сила, не допуская войти. Я снова пыталась проникнуть внутрь храма, но была отринута, и одна стояла в притворе отверженная, все еще думая, что это случается мне от моей женской слабости.