В повседневной монашеской жизни эта страсть проявляется в помыслах, но не только очевидной природы, а и прикровенных, – например, когда о ком-либо привлекательном вспоминаешь с удовольствием, как о благочестивом. Все подобные помыслы отражаются резким переключением ума на молитву – именем Иисусовым (молитвой Иисусовой) и псаломскими словами об избавлении от врагов. А также нужно вспоминать о собственном ангельском образе и стыдиться перед ангелами и перед людьми. Эти советы в какой-то степени подойдут и православным мирянам, но останутся совершенно непонятными для тех, кто смотрит на святоотеческое христианство со стороны, хотя бы и считая себя при том православным. В отношении к страсти блуда христианская аскетика отделена от современной культуры бездной. Не столько даже сама порабощенность блудом, сколько собственное соизволение на эту порабощенность не позволяет большинству современных людей хотя бы просто понять, зачем всем этим монахам понадобилось их монашество. Налицо два разных представления об антропологической норме при одинаковости представления об эмпирическом состоянии (современный психоанализ оказался очень близок в этом к святоотеческой аскетике). Сторонники одной из точек зрения справедливо могут считать сторонников противоположной «пришельцами среди нас».
Сребролюбие
Эта страсть подразумевает стремление не обязательно к деньгам, но и ко всему лишнему. Тема была, разумеется, очень актуальна для монашества времен Нила Сорского, в разгар споров о монастырских имениях. Понятно, что позиция Нила была последовательна и радикальна: не иметь ни имения, ни даже желания его стяжать, так как без этого не будет душевной чистоты. Причина сребролюбия – неверие, то есть неверие в промысел Божий о нас, и иллюзия, будто сами себя мы обеспечим лучше, чем нас обеспечит Бог.
Гнев
Гнев совершенно отравляет наши помыслы, и поэтому хотя бы из чувства самосохранения мы должны стремиться все забыть и простить нашим обидчикам. Хороший для этого способ, о котором напоминает Нил, – молиться за обидевших, желая им всяческого блага. Прощение и отсутствие гнева тем не менее не мешает делать выводы, например, о деловых качествах тех или иных людей и надежности их в том или ином деле.
Печаль
Тут подразумевается не полезная печаль о грехах, без которой у нас не будет и исправления, а скорбь в разных тяжких для нас обстоятельствах, которая далее может переходить в свою крайнюю степень – отчаяние. Против этого средство – молиться, вспоминая о промысле Божием, который не оставит нигде и никогда, и понимать, что без терпения скорбей мы никогда не обучимся упованию на Бога, так как всегда на самом деле будем уповать на себя. Но любая ситуация, когда мы видим свое собственное бессилие в жизненно важном для нас деле, – крайне травматична.
Она перестанет быть такой только тогда, когда мы заранее привыкнем к мысли о своем бессилии без Бога, но всесилии – с Богом (Богом моим прейду стену, как тут кстати подсказывает Псалмопевец). Преодоление печали и отчаяния – совершенно необходимый опыт, без которого не будет никакого возрастания в вере.
Уныние
Сейчас даже православные называют этим словом печаль, что, конечно, грубая ошибка. Точно перевести этот термин на обыденный русский нельзя, но очень грубо можно передать его как «скука», взятая во всем диапазоне от рассеянного внимания при утомлении своим делом до вызывающих ужас и отчаяние помыслов о своем вероятном будущем. Отцы-подвижники еще в IV веке определили все эти мысленные состояния как единый континуум (что далеко не очевидно), дав ему общее название «уныние». Борьба с этим помыслом – самая тяжелая для монаха в течение всей его жизни. Добавим, что это и главная проблема для любого человека, который пытается делать или просто думать что-то полезное в течение более чем пяти минут. Под воздействием уныния люди бросают монашество или, в наше время, даже свои скромные попытки церковной жизни в качестве мирян. Нил Сорский особенно предупреждает, что никогда нельзя верить помыслам, внушающим, будто твое нынешнее состояние – такое плохое, какого никогда не было ни у кого. На все рисуемые от уныния картины печального будущего надо отвечать молитвенным воспоминанием всегда действующего в твоей жизни промысла Божия. Добавим (пользуясь писаниями других отцов об унынии), что устрашающие картины нашего будущего часто приходят к нам после того, как до этого мы с удовольствием предавались – под действием все того же уныния – мечтам о прекрасном будущем. Поэтому мечтать все-таки вредно (это тоже страсть уныния). Можно только строить планы, и то в пределах рациональной надобности.
Тщеславие