Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов

Единственная на долгие годы церковь скита была посвящена Сретению Господню. Посвящение этого храма содержало яркий и понятный монахам символизм. Чтобы осознать его сегодня, нужно вспомнить, что конкретно выделяли в празднике Сретения исихасты. Главный исихастский святой Григорий Палама в середине XIV века в своей проповеди на этот праздник говорит о Сретении как встрече с Богом, к которой приводит девственная и молитвенная жизнь, даже если она начинается после пребывания в браке: «…тому, тело которого стало храмом Божиим по причине Духа и в котором обитает Дух Божий, – необходимо быть чистым или по крайней мере укрощать себя, и таким образом постоянно пребывать незапятнанным, удерживая проявляющиеся страсти, и проявлять старание для стяжания святости и целомудрия и бежания от всякого блуда и нечистоты, дабы всем нам, с веселием, вечно пребывать с Нетленным Женихом в чистых Брачных Чертогах». Видимо, это и хотел сказать Нил о смысле жития в скиту.

Монахи жили в кельях-избушках, по одному, а кельи располагались так, чтобы никто никому не мешал, но связь между кельями не исчезала. Из каждой кельи можно было видеть вдали другую келью, но только одну, да и то на таком расстоянии, чтобы оттуда не доходили звуки вроде чтения келейного молитвенного правила. Между кельями был оставлен лес, и устав скита запрещал его вырубать, так как он обеспечивал изоляцию келий друг от друга; лес для хозяйственных нужд валили в стороне от скита.

Обязательной для монахов была бедность. Запрещалось иметь не только рабов, наемных слуг или хотя бы «трудников» из мирян, но даже домашний скот. Рукоделие разрешалось лишь такое, которым можно было заниматься, не выходя из кельи. Такое рукоделие было особенно удобно совмещать с Иисусовой молитвой (многократно повторяемой со вниманием «Господи Исусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго»), на которую по келейному распорядку дня вообще отводилось довольно много времени.

Выручки от рукоделия не всегда хватало для выживания, и в таких случаях разрешалось принимать милостыню, но не более чем «прожиточный минимум». Никакого финансирования от властей не было ни при жизни Нила, ни вообще до второй половины XVI века; оно появилось, впрочем, при Иване Грозном, но тогда уже и сам скит стал не тот…

Можно заметить, что при такой скудости монахи совершенно не могли заниматься благотворительностью. В этом тоже была принципиальная позиция. Монах не должен жить так, чтобы у него было что-то сверх необходимого для жизни. Если монах имеет из чего подавать милостыню, то его жизнь не монашеская. Милостыня монаха – это только его молитва о людях, а отнюдь не всякие материальные попечения о них, через которые монах вновь ввергается в мирские соблазны.

Богослужения совершались по известному скитскому уставу XIV века. Им устанавливались общие для всех монахов ночные службы с вечера до утра дважды в неделю: один раз накануне воскресного дня, так как воскресенье – один из главных церковных праздников, хотя и празднуется часто, а второй – накануне четверга. Последнее бдение не было привязано к празднику, но если важный праздник случался на неделе и не в четверг, то оно оставлялось, а в день праздника совершалось бдение по аналогичному чину.Пространство между вечерней и утреней заполнялось, согласно этому чину, богослужением весьма древнего типа, сохранившимся только в монашеских кругах (его история, насколько ее удается проследить, тоже восходит к египетскому монашеству IV века). Оно основано на чтении подряд значительной части Псалтири (а именно, в случае того скитского устава, которым пользовался Нил, десяти из двадцати так называемых кафизм – то есть половины). Это чтение перемежается с различными гимнографическими элементами. Чтение половины Псалтири в чистом виде занимает около четырех часов, значит, вся эта часть бдения занимала порядка шести часов, а только потом начиналась обычная утреня (еще порядка пяти часов).

Гравюра. Вид Нило-Сорской общежительной пустыни. XIX в.