Но отношение Нила Сорского и нестяжателей к казням еретиков не надо и слишком осовременивать. В седьмом слове «Просветителя» Иосифа сохраняются (и они дошли написанные почерком Нила Сорского) слова: «Ведь если кто обесчестит образ царский, подлежит усекновению главы. Тем более тот, кто обесчестит Небесного Царя, или образы Его святых, или церковь – какой муки он достоин? По Божественным правилам в этой жизни он должен быть казнен через усекновение главы и предан вечному проклятию, по смерти же осужден в огонь вечный, с диаволом и с распявшими Христа иудеями, сказавшими: “Кровь Его на нас и на детях наших” (Мф. 27, 25)». По контексту здесь речь не об иконоборцах византийского типа, а о тех, кто, как жидовствующие, рубил иконы топором и бросал в нечистые места. Относительно допустимости смертной казни для таких еретиков Нил Сорский не дискутировал. С этим будет согласен и Вассиан Патрикеев даже в пору своих последующих жарких споров с Иосифом (в Прении с Иосифом Волоцким он признает, что еретиков не кающихся и особенно сопротивляющихся силой цари и князья должны «казнити»).
Но тут возникла проблема: жидовствующие стали каяться. Иосиф настаивал, что их все равно надо казнить, не обращая внимания на ложное покаяние, но византийское право было не на его стороне. Нестяжатели, как того требовало церковное право, исходили из презумпции невиновности и требовали запретить смертную казнь. Иосиф пытался их подавить силою архиерейской власти, инспирировав (или, скорее, написав лично) послание митрополита Симона в защиту решений собора 1504 года. Там только один аргумент: даже и кающихся еретиков мы будем казнить, а монахам надо смиряться перед архиерейскими постановлениями.
Казни еретиков должны были продолжаться, но тут сменился великий князь. Василий III поначалу благоволил нестяжателям, а они стали очень резко критиковать Иосифа. Иосиф обижался, но князь запретил ему отвечать. Казни прекратились.
Очевидно, что в средневековом обществе смертная казнь применялась и неизбежно должна была применяться шире, чем в наше время, а преступления против веры попадали в область уголовного права. Тем не менее в Византии сформировалась традиция особого христианского отношения к преступлениям против веры, которая резко отличалась от отношения к преступлениям аналогичной тяжести в других сферах (например, к убийству). В какой-то степени тут признавалась ценность свободы воли преступника, и поэтому необратимого уголовного наказания в виде смертной казни старались не применять, а по отношению к кающимся вовсе не имели права его применять. Иосиф не чувствовал этой специфики и требовал тут такой же кары, как и за прочие преступления. В этом случае церковь как объект преступления сливалась с прочими государственными институтами.В споре о смертной казни еретиков мы вновь, уже в третий раз, видим все то же фундаментальное расхождение между церковью нестяжателей и государственной церковью иосифлян.
Завещание Нила
Даже самые лучшие монашеские общины редко доживают хотя бы до четвертого поколения монахов, считая от отцов-основателей. Точнее, доживают-то часто, но редко без вырождения. Это закономерность скорее внутреннего человеческого устройства, нежели общественных отношений; она проявляется всегда и во всех странах. Ничего фатального в этом нет, и против этого предупреждает известная максима монашеской жизни «не живи в славном месте». Нило-Сорский скит не стал исключением. Его устав постепенно трансформировался. К тому же, не позднее XVII века он оказался местом ссылки провинившихся монахов из Кирилло-Белозерского монастыря. Один такой монах в XVII веке убил одного из скитских старцев и сжег его труп вместе с кельей. А другой такой монах, сосланный в скит за аморальное поведение, был при этом назначен туда настоятелем. В то же время, как нередко бывает в подобных монастырях, кто-то мог жить там и терпеть подобное общество в качестве особого монашеского подвига. Как бы то ни было, но уже в XVI веке Нило-Сорский скит перестал быть школой монашеской жизни, и было бы странно, если бы этого не случилось.
Настоящими наследниками святых монахов оказываются те, кто живет по их правилам, а не те, кто живет на месте их подвигов. Таких наследников у Нила Сорского было немало. К сожалению, мы плохо представляем себе соответствующую монашескую традицию в конце XVI ив XVII веках, хотя именно она сохраняла и переписывала писания нестяжателей. В 1620-е годы, после завершения Смутного времени, наследие нестяжателей вновь становится крайне востребованным: идет дискуссия о том, какой быть дальше Московской Руси. Но опять партия нестяжателей проиграла – на сей раз административному ресурсу отца и сына Романовых (патриарха Филарета и его сына царя Михаила). Перипетии этой идейной борьбы до сих пор, к сожалению, не становились предметом специального научного исследования.