С другой стороны, в современном ему или относительно недавнем русском православии Новоселова привлекает чуть ли не все, что тогда называли «живое», – то есть почти все без разбору, что было свободно от схоластики семинарского образования. Сводом этой схоластики был массивный учебник для духовных академий «Догматическое богословие» Московского митрополита Макария (Булгакова). На его публикацию еще Хомяков успел отозваться в частном письме «Макарий провонял схоластикой». Новоселов развивает эту же тему в своем открытом письме Льву Толстому по поводу отлучения его от Церкви в 1901 году (это письмо также многократно переиздавалось). Не сомневаясь в справедливости отлучения от Церкви (поскольку синодальное решение лишь констатировало то положение, в которое Толстой добровольно и совершенно сознательно давно уже сам себя поставил), Новоселов на правах младшего друга обращается к нему с увещанием – поминая и Макария, и «опытное богопознание»: «Можно пожалеть, что Вам пришлось знакомиться с христианским богословием по руководству м<итрополита> Макария. Может быть, приобщение на первых порах к более жизненной и животворящей мысли богословов-подвижников раскрыло бы Вам глубочайшую связь между христианским вероучением и нравственностью, а главное, ввело бы Вас в сферу внутреннего духовного опыта, при котором только и можно непоколебимо верить в догмат и сознательно его исповедовать». Новоселовское письмо вызвало у Толстого полное отторжение, но личные симпатии не прервались, и, как мы помним, последнее чтение о православии Толстой принял из новоселовских рук.
В «Забытом пути» Новоселов перечисляет тех, кто особенно чужд схоластике и «имеет у нас добрый успех»: Хомяков, Самарин (Юрий Федорович, автор предисловия к богословским сочинениям Хомякова, в котором он назвал Хомякова отцом Церкви), Киреевский, Несмелов (один из первых ученых, связавших добротное изучение отцов Церкви с общей проблематикой философии и богословия), а также Феофан Затворник, епископ Антоний Уфимский (Храповицкий; будущий оппонент Новоселова в спорах об имени Божием, но в то время – автор серии интересных статей о «нравственном смысле» догматов, частично переиздававшихся Новоселовым) и Иоанн Кронштадтский с его книгой «Моя жизнь во Христе» (фраза из которой «Имя Божие есть Бог» даст повод к будущим спорам об имени Божием). Все эти авторы «…отреклись от стереотипного, мертвого и мертвящего, формально-диалектического метода мышления и пошли по новому пути богословской мысли, пути, который, кажется, лучше всего назвать “психологическим”». Новоселов, как видим, еще не понимает опасности «психологизма», с которой ему придется столкнуться при защите имени Божия как раз от субъективности и психологизма Антония (Храповицкого). Он во всем находит хорошее, включая и духовный опыт католических святых, на которых он ссылается в открытом письме Толстому как на добрый пример религиозности: он знает о его отличии от православного (и наверняка уже тогда читал и соглашался с тем, что написал об этом Игнатий Брянчанинов), но хотел брать хорошее и отсюда. Актуальность предостережений против аскетики западных вероисповеданий обозначится для него в начале 1910-х годов, и тогда появятся посвященные этому выпуски «Религиозно-философской библиотеки».
«Опытное богопознание», по мысли Новоселова, должно отдавать должное также и Льву Толстому (это публикуется на следующий год после отлучения Толстого от Церкви):