Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов

Трудность настоящего времени для православного человека состоит между прочим (если не главным образом) в том, – занесено мною в тетрадь под 14 января 1925 г., – что теперешняя жизнь Церкви требует от него высоко-духовного отношения к себе. Нельзя полагаться на официальных пастырей (епископов и иереев), нельзя формально применять каноны к решению выдвигаемых церковной жизнью вопросов, вообще нельзя ограничиваться правовым отношением к делу, а необходимо иметь духовное чувство, которое указывало бы путь Христов среди множества троп, протоптанных дивиими [т. е. дикими] зверями в овечьей одежде. Жизнь поставила вопросы, которые правильно, церковно правильно, возможно разрешить только перешагивая через обычай, форму, правило и руководствуясь чувствами, обученными в распознавании добра и зла. Иначе – легко осквернить святыню души своей и начать сжигание совести (1 Тим. 4, 2) через примирение, по правилам, с ложью и нечистью, вносимыми в ограду Церкви самими епископами. На “законном” основании можно и антихриста принять…

Еще около года понадобится Новоселову для того, чтобы осознать несправедливость выраженного в этом отрывке «церковно-правового нигилизма». Одно дело – перешагивать через обычаи и привычки (это необходимо), другое дело – полагать, будто существуют церковные правила, по которым возможно «примирение с ложью и нечистью». Автор этих строк был уверен, что существуют: он ведь все еще полагал, что централизованное церковное управление с Сергием во главе создано по церковным правилам, но только по духу стало антихристовым. Но, во-первых, церковное право учитывает «дух» всех церковных деяний (и уже в 1928 году Новоселов найдет слова, в которых сформулирует, какая именно ересь, то есть антихристов дух, заключается в сергианстве). И, во-вторых, сохранение централизованного церковного управления было канонически допустимым, но не обязательным, и поэтому желающие отойти от Сергия могли это сделать просто в соответствии со своим собственным пониманием церковной пользы (это тоже будет признано Новоселовым уже в течение 1928 года, но не настолько отчетливо, чтобы пересмотреть историю с григорианским расколом).

Привычка тихоновских архиереев, а также и Новоселова держаться единоличной модели церковного управления имела некоторое историческое и психологическое оправдание. Всю свою сознательную дореволюционную жизнь эти люди стремились к отмене неканоничного синодального управления и восстановлению патриаршества. Новоселов тоже участвовал в этих предсоборных дискуссиях 1905 года, которые не смогли дойти до собора по обстоятельствам тогдашней политической жизни. Наконец мечта сбылась, и патриаршество было восстановлено. А потом было очень трудно расстаться с мечтой. И еще труднее было осознать, что самое худшее, что могла сделать эта мечта, – это сбыться. В условиях уже не христианской империи, а несколько иного и тоталитарного царства, всякая централизованная власть может принадлежать только миродержителем века сего, духов о

м злобы поднебесным . Во времена гонений в Римской империи не было никакого патриаршества, а было самоуправление небольших региональных церквей, находившихся в общении друг с другом.

Осенью 1927 года все же надо было сказать, что Сергий выиграл первое крупное сражение новой церковной войны – войны между сергианами и их пока еще не организованными оппонентами, – и со стороны оно выглядело как генеральное. Новоселов не мог остаться в стороне и теперь пытался собрать и развернуть на врага уже разбитую армию православных. Он еще сам не знал, как ему это делать.

Идея новых церковных структур: епископ Виктор (Островидов)