Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси

Погода была теплая, небо голубое, и они пошли посидеть в садике. Луи Дювиль послушал болтовню дам, ему стало скучно, и г-жа Зарагир подумала, что он загрустил.

— Да нет же, просто вы обе очень заняты, я не хочу вам мешать. До свидания, мои милые и прекрасные дамы, я поистине достоин жалости, — сказал он, удаляясь.

Оставшись одни, подруги молча переглянулись.

— Вот видишь, я его избаловала, — пояснила г-жа Зарагир. — Он привык, чтобы я подчинялась любому его капризу. А мне вовсе не хочется скучать и ждать его там в гостиничных номерах. У доброты есть пределы, в отличие от мужского эгоизма. Я обустраиваюсь, мне это интересно, он должен понимать.

— Осторожность требует, чтобы женщина шла на жертвы ради мужчины, которым она дорожит, особенно если этот мужчина не является ее мужем, — ответила г-жа Даже.

— На жертвы? Ничего себе! Ты забываешь, что я пожертвовала для него всем.

— Запомни, дорогая, что любовь дает лишь временные гарантии. Имея дело с мужчиной, нужно, в первую очередь, добиться, чтобы он был способен испытывать угрызения совести и жалость. Это, возможно, не помешает ему вам изменять, но зато создаст достаточно серьезные помехи, которые заставят его задумываться, и чаще всего помешают ему бросить вас. Тогда честь будет спасена, а это самое главное. Поверь мне: ничего не потерять — это уже победа.

Осенние краски сельских пейзажей за стеклом автомобиля перенесли Луи Дювиля в Вальронс, и он мысленно увидел грациозную Леопольдину. Придет ли она сегодня вечером в Вальронс и станет ли г-н Зарагир предлагать ей удочерить ее? Устоит ли она против соблазна стать любимой внучкой добрейшего из дедушек? Нет, она не устоит и родители сами подтолкнут ее принять столь лестное предложение. «Увы, — подумал он, — она слишком молода для меня». Он завидовал г-ну Зарагиру, завидовал тому, что тот может интересоваться ею, не вызывая кривотолков. И собственный возраст, в котором он нисколько не был виноват, вдруг показался ему худшим, самым непростительным грехом. А тут еще г-жа Зарагир, сковавшая его свободу. Она уже одним только своим существованием воздвигала стену перед его будущим, да еще заявляла о каких-то своих правах, выдвигала какие-то требования. Люди несчастные упорно пытаются мысленно переделать то прошлое, последствия которого они переживают. Луи Дювиль попытался представить себе, как складывалась бы его теперешняя жизнь, если бы он не захотел тогда отомстить г-ну Зарагиру. Возможно, у него точно так же возникла какая-нибудь невозможная любовь, только думал бы он о ней как-то иначе. А г-жа Зарагир, которая по его вине обосновывалась в Париже, обосновалась ради него и навсегда, эта прекрасная дама настолько трогательная, что порой он любил ее без любви, жила бы сейчас в Южной Америке со своим мужем.

В то самое время, когда в его голове роились такие мысли, Леопольдина плела себе венок из строгих цветов вереска, чтобы пойти в Вальронс, где как раз надеялась увидеть его. Ее красоту подчеркивало испытанное ею томление, а отблеск любви, первый отблеск прекрасной любви, придавал ей то сияние, которое исходит от женщины, находящейся во власти истинного чувства. Конечно, она не была женщиной, но внешность ее обещала многое, и это не могло не ускользнуть от Зарагира. Он сказал ей комплимент:

— Вы подросли с января месяца.

— Да, я выросла за один день, — ответила она. И тут же добавила: — А Луи Дювиль здесь? Где он? Он мне сказал, что может быть, будет здесь. Может быть… Значит есть надежда.

— Где он? Я об этом не имею ни малейшего представления, — ответил г-н Зарагир.

Она танцевала. Все танцевали, но невозможно одновременно и ждать, и присутствовать. Когда человек ждет, он находится там, где отсутствующий, и Леопольдина, танцуя, была в мыслях очень далеко. Г-н Зарагир любовался ею. Он был ее другом, она знала это и, взяв его за руку, повела его в парк, где они стали прогуливаться под липами, днем еще желтыми, а в лунном свете побелевшими.

— По вечерам на меня часто наваливается усталость оттого, что я слишком много смеялась или бегала. Сегодня я просто смертельно устала. Когда человек ждет, то он ждет и ушами, и глазами, и руками. Это изматывает.

— И глаза, и уши, и руки находятся в сердце, — сказал г-н Зарагир.

— И не жду больше и все равно жду. У меня сейчас такое ощущение, будто я сделана из воска или из ваты. Будто я вся ватная, очень мягкая и очень глупая. Вот у моего отца испортились часы. И они всегда показывают какое-то свое время. Это такое же время, как-то, что отбивают куранты на здании ратуши, и все же это не настоящее время. По этому времени никто не назначает встреч. Так же и мое сердце тоже, вдруг раз и сломалось. На его биение так же не обращают внимание, как на время, которое показывают папины часы.