Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси

— Дружба часто бывает такой же неожиданной, как и любовь, — ответил г-н Зарагир. — Дружба — это мудрая любовь, она успокаивает сердце и не тревожит воображение.

— Ах, я не хочу обманывать Луи, не хочу лгать ему, а ведь я сейчас занимаюсь именно этим, и знаю, что только это буду делать и впредь. До вашего приезда меня ни в чем нельзя было упрекнуть, а с тех пор, как вы здесь, все изменилось, и даже я сама изменилась.

Она опустила голову и заплакала.

— Я погибаю, погибаю, я слишком много думаю о вас, — сказала она и руками сделала жест, словно хотела вырвать сердце.

Г-н Зарагир поднес руку к ее подбородку и поднял ее лицо.

— Вы плачете, от такого горя, в котором мне меньше всего хочется вас утешать, — сказал он. — Я люблю вас.

— Ах, — сказала она, и они бросились друг другу в объятия.

Пылкость первых поцелуев затмевает рассудок. Это крушение всего, словно небо вдруг падает в могилу. Кто этого не пережил, всегда будет смотреть на любовь критическим взглядом.

Когда они пришли в себя, одновременно и удрученные, и преисполненные страсти, невеста провела себе по губам тыльной стороной ладони, а потом приложила ладонь к губам г-на Зарагира. К ним подошел скрипач и спросил, что им хотелось бы услышать. «In mir klingt ein Lied», — ответил г-н Зарагир. После этого они вышли из полумрака, налили себе вина, обменялись бокалами и уселись перед красным занавесом рядом с оркестром среди экзотических растений. Зарагир закурил сигару и сказал:

— Надо будет сказать правду.

— Правду? Никогда. Слишком поздно. Я не смогу причинить столько зла. Нет, только не это, я лучше умру, а завтра я уеду в свадебное путешествие.

— Со мной, — ответил г-н Зарагир.

Тут вошел г-н Дювиль с сыном и несколькими молодыми людьми, пожелавшими перед уходом попрощаться с невестой. Г-н Зарагир прервал обмен прощальными пожеланиями и сказал невесте: «Мы еще ни разу не танцевали вместе». Г-н Дювиль тушил свечи, оркестр играл первые такты томного вальса, а он уже вел ее в танце, шепча на ухо: «Я тебя люблю, ты — мое безумство, мое божество». Луи услышал этот шепот, но смысл его от него ускользнул.

Ночь была очень темной, но в саду уже чувствовалось приближение рассвета. Г-н Дювиль запер на ключ дверь «Гербария», и все медленно пошли к дому. Гостиные Вальронса были пусты. Последние гости уехали одновременно с музыкантами: праздник закончился.

В прихожей Луи задержал невесту. Спросил, весело ли ей, счастлива ли она и любит ли она его. Та ответила, что это был самый прекрасный вечер в ее жизни. «Иди ко мне», — сказал он и хотел обнять ее, но она не бросилась в его объятия, уклонилась, заставила упрашивать себя, а когда наконец поцеловала его, то он совсем не почувствовал на губах привычного порыва страсти. У ее поцелуев появился какой-то другой акцент.

— Сегодня ты меня не очень любишь, — заметил он.

— Прошу вас, не говорите так! Можно любить и быть усталой; я очень устала, поймите меня.

— Нет, тут что-то другое. Я чувствую, что я вас раздражаю или вы что-то скрываете. Вы как-то изменились. Кто-нибудь вам чем-то досадил или рассердил вас?

— Нет, никто. Уверяю вас, ничего не случилось. Пойдем спать, уже поздно, и времени для сна почти не осталось.

— Милая, любимая, скажите еще раз, что вы счастливы и что любите меня.

— Я могу лишь сказать, вы напрасно беспокоитесь. Почему вы так встревожены?

— Что шептал Зарагир вам на ухо, когда вы танцевали?

— Он напевал слова вальса.

— Слова любви?

— Не знаю, он пел по-немецки.

— Правда?

— Да вы ревнуете! Ревнуете к нему! Вот что вас тревожит. Я бы вас отругала, если бы у меня оставались хоть какие-то силы.

— Если бы он не был нашим другом, да еще таким другом, я имел бы причины опасаться его. Он полон достоинств, каких нет у меня, и к тому же он соблазняет женщин своим безразличием.

— Безразличием? Вы так думаете?

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что он интересует меня, — ответила она, зевая.

Искренность этого ответа успокоила Луи. Его любовь и самолюбие удовлетворились этим, и он сказал:

— Интереснее его нет никого на свете. Идемте, вы изнемогаете от усталости.

И он проводил невесту до ее спальни.

Она сняла с себя драгоценности и разложила их по шкатулочкам. Потом разделась, надела ночную сорочку, накинула поверх нее халат и с распущенными волосами облокотилась на перила балкона. Слишком честная, чтобы искать себе оправдания, слишком добрая, чтобы чувствовать себя счастливой, она в то же время была слишком влюблена, чтобы здраво рассуждать. Но и мечтать она тоже не могла. То, что она испытала, было скорее ощущением тяжести, тяжести чего-то совершившегося между будущим и прошлым. Неожиданно сквозь шум ветвей от ветерка, поднимающегося перед рассветом, она услышала внизу, как раз под ее ногами, звук осторожно открываемой двери. Наклонившись, она увидела г-на Зарагира. Он нес два чемодана, был одет в серый дорожный костюм с шейным платком. Она поняла, что он уезжает. Движимая скорее инстинктом, чем чувствами, она стремительно спустилась по лестнице на первый этаж, пересекла огород и догнала его у гаража.