Живая человеческая крепость

После этого брать журнал в руки трудно. Вероятно, так было (да, вероятно, и есть) везде - во всяком случае, по рассказу С. Лурье, так было в «Неве», так же раз­вивались события у Ананьева и Барметовой. Когда мир теряет совесть, он теряет её всюду. Когда умирает народ, развязываются руки у нечистоты мира. Народ для того и убивается (чтобы не сказать - уже убит), чтобы совесть не путалась под ногами, чтобы мы были всяк по себе и решали проблемы к своей выгоде, а каки­ми средствами мы это делаем, уже дело второе. «Все так делают» - вот желанный и всё оправдывающий припев. 

Всё во мне болит после чтения, как после избиения. Значит, я правильно сделал, попросив исключить меня из членов нашей своедельной Академии, из соседства с Немзером и Василевским (принят был как-то странно - однажды известили и всё. Конечно, моё провинциальное тщеславие было на минуту утеше­но). А потом я оказался в жюри Аполлон-Григорьевской премии и после первого же заседания подал заявление и ушёл - так это было болезненно и, при всей вне­шней протокольной правильности, невыносимо. 

Какая радость, что я живу далеко и не пересекаюсь с этим миром.

Дата: 08.11.04 

От кого: Валентин Курбатов 

Кому: Сергей Яковлев 

Дорогой Сергей Ананьевич! Прочитал я Ваше «письмо» из Солигалича. И с особенной остротой понял неподъёмность Вашей утраты милого дома, выращен­ного, как дитя, своими руками. 

Многое в книге отозвалось мне редкой сродностью, счастливой и печальной духовной близостью. Любовь всё время горько мешается с неприязнью. Это очень по-русски. Любить вообще русского человека и Родину и страдать от стол­кновения с ними в реальности. Видно, так было и будет всегда. И чем далее, тем горше, потому что мы уходим от себя всё дальше и невозвратнее. 

На сердце тяжело. Простите.

Дата: 2004 

От кого: Сергей Яковлев 

Кому: Валентин Курбатов 

Дорогой Валентин Яковлевич! 

Спасибо. 

Я ведь понимаю, сколько всего стоит за Вашим драгоценным для меня отзывом, и что тяжесть Ваша после чтения - это мне скрытый упрек, да ничего поделать с собой не могу. 

Хочется создавать красоту, чтобы краски звенели, потому и помнятся всю жизнь - пусть хоть та страница из «Царь-рыбы», которую я упоминал в разговоре с Вами, где автор сравнивает симфонию Калинникова с одиноко стоящей осенней березой, или Павловский парк белой ночью у Достоевского в «Идиоте», или овраг в «Овраге» Гончарова - две или три странички ближе к концу, безумная сцена, неведомо как и написанная, но ради этих-то страниц, как любил повторять Достоевский, всё остальное и пишется. Всё великие художники, а никто на них с этой-то стороны, как на художников, почти не смотрит, и уж совсем никого не занимают страдания русского писателя, которому всё самое заветное, искусство как таковое, приходилось проносить через свои писания чуть ли не как контра­банду, стыдливо и тайком. Только Набоков, пожалуй, позволил себе раскрыться (и даже с вызовом), и вот парадокс: его звенящие краски доставляют читающему наслаждение, но потрясения - нет. 

А по следам Набокова - толпа нынешних «стилистов». 

Тут, действительно, угроза и роману как жанру, и чему-то ещё более важному...

Дата: 10.11.04 

От кого: Валентин Курбатов 

Кому: Сергей Яковлев