Живи и помни

- Ну, здорово, что ли. - Максим подошел к мальчишке и протянул ему здоровую руку. - Смотри, как вырос, совсем мужик. Молодец. Что ж ты так поздно? - Он достал с полки круглый печатный пряник, какими одаривал всех ребятишек, и протянул его Родьке. Тот взял. - Вот и весь гостинец, больше ничего нету. Посласти, брат, во рту, побалуйся. А завтра днем, будет время, приходи, поговорим. Сегодня, видишь, некогда. Придешь завтра?

Родька опять закивал и попятился к порогу. Ребятишки сомкнулись за ним, зашумели и вывалились в двери.

- Смотри, как вырос, - с печальным удивлением повторил Максим, усаживаясь обратно.

- Они растут, - бодро подтвердил Нестор, которому по привычке не терпелось взять на себя разговор. - Им и война нипочем.

- Скоро она кончится, война-то? - спросила вдруг Лиза. - Ты, Максимушка, оттуда, скажи ты нам - долго еще ждать?

- Для тебя она кончилась, - негромко сказала Надька, но Лиза услышала и обиделась:

- Почему это она для меня кончилась? Думаешь, если он здесь так мне и дела больше ни до чего нету? Ты скажешь. Я не бесчувственная какая-нибудь, что всем плохо, а мне хорошо. И не на заимке живу, чтобы дальше глаз своих не видать, а с народом.

_ Скоро, бабы, скоро, - ответил Максим. - Сами знаете, наши до самой Германии уж дошли. Теперь додавят.

- А не заворотят? Немец тоже под Москвой был, а прогнали.

- Заворотят? - Максим прищурил глаза и натянулся, -подавшись вперед, словно вглядываясь в одному ему ведомую даль. Лицо его чуть перекосилось. Нет, не заворотят, Лиза. Я обратно с одной рукой пойду, одноногие, покалеченные пойдут, а не заворотят. Хватит. Невозможно, чтобы заворотили, не позволим. Не на тех нарвались.

- Четыре года - куда больше? - закивала Василиса Премудрая. - И мы тут поизносились. Надька не пропустила:

- Че-то по тебе не видно, что ты поизносилась.

- Ох, Надежда... Кто бы тебе язык укоротил? Серьезный разговор идет, а она свои колючки тычет.

- И нам досталось, - подхватила Лиза. - Верно, бабы, досталось? Тошно вспоминать. В колхозе работа - это ладно, это свое. А только хлебушек уберем - уж снег, лесозаготовки. По гроб жизни буду помнить я эти лесозаготовки. Дорог нету, кони надорванные, не тянут. А отказываться нельзя: трудовой фронт, подмога нашим мужикам. От маленьких ребят в первые годы уезжали... А кто без ребят или у кого постарше - с тех не слазили, пошел и пошел. Настена он ни одной зимушки, однако, не пропустила. Я и то два раза ездила, на тятю тут ребятишек бросала. Навалишь эти лесины, кубометры эти, и стяг с собой в сани. Без стяга ни шагу. То в сугроб занесет, то еще что - выворачивай, бабоньки, тужься. Где вывернешься, а где нет. Настена он не даст соврать: в позапрошлую зиму раскатилась моя кобыленка под горку и на завороте не справилась - сани в снег, набок, кобыленку чуть не сшибло. Я билась, билась - не могу. Из сил выбилась. Села на дорогу и плачу. Настена сзади подъехала - я ручьем заливаюсь, реву. - На глаза у Лизы навернулись слезы. - Она пособила мне. Пособила, поехали вместе, а я никак не успокоюсь, реву и реву. - Еще больше поддаваясь воспоминаниям, Лиза всхлипнула. - Реву и реву, ниче не могу с собой поделать. Не могу.

- Лиза, Лиза! - останавливая ее, позвал Максим.

- Не буду, Максимушка, не буду. Это я от дурости. Вы разговаривайте, я не буду. - Она ушла в куть и тут же вернулась, встала на то же место, у края застолья. - А облигации? - напомнила она, растревожившись и не в состоянии сразу остановиться. - Последнюю картошку весной в Карду леспромхозовским возили продавать - только бы рассчитаться, на что подписались, только б фронту подмогчи. Все, думаем, легче им там хоть сколько будет. А ты тут как-нибудь, в нас не стреляют, не убивают. Да чтоб ему, фрицу проклятому, и на том свете покою не было. Пускай ему отломится за все, за все наши мучения.

- Кто из нас, непонятно, - я или ты сегодня мужика дожда-лася? спросила, оборачиваясь к Лизе, Надька.

- Я, Надька, я. Больше не буду.

- У нас все шиворот-навыворот, - обиженно загудел осоловевший Нестор. Что за народ! На войну мужиков провожали - пели, а встречаем - как на похоронах. Хватит нам Надьку слушать, давайте песню.

Надька шевельнулась, но ответить не успела. Лиза за спиной у Настены полным, чуть подрагивающим от волнения и слез голосом начала "Катюшу". Ей подтянули, и в числе первых подтянул Иннокентий Иванович. Лишь старики у стенки тихонько бормотали меж собой. Пела Василиса Премудрая, пел Максим, размахивал руками Нестор. Отстав, вступила Надька и вдруг сорвалась, уронила на стол голову и затряслась в рыданиях. Лиза обняла ее сзади за плечи и подняла "Катюшу" еще выше, песня не споткнулась, даже когда вслед за Надькой громко, навзрыд заплакала Вера Орлова. Надька оторвала от стола голову, взяла стоящий перед Настеной стакан с самогонкой, залпом выпила и, не вытирая слез, снова запела.