Живи! Разговор с самоубийцей

Необходимо понимать, что весь наш труд имеет смысл только тогда, когда он направ­лен на наше совершенствование. Тогда ни что, даже смерть, не выбьет нас из седла, и ничто не помешает нам быть лучше, если мы будем к этому стремиться. Более того, есть люди, которые именно в смерти своей рас­крыли свою духовную красоту. И таких при­меров много.

Самоубийство же — способ перечеркнуть все. Как будто человек писал картину и в кон­це поставил жирную кляксу, сделав напрасной всю работу.

Любая наша ошибка рано или поздно об­наруживается. Главная же из них — неправиль­ное определение цели и смысла своей жизни. Тогда в какой-то момент выясняется, что силы потрачены зря. Если человек еще молод, то ни­чего страшного, как правило, не происходит, так как есть возможность исправить ошибку. В зрелом же возрасте это сделать сложнее, и порой неверно выбранный путь оборачивается трагедией.

Одно из самых страшных испытаний в жизни - бессмыслица. Ф.М. Достоевский в книге «Записки из мертвого дома» расска­зывает о каторге, где сам провел 4 года. За­ключенным давали разную работу, как прави­ло, тяжелую. Иногда это действительно было что-то нужное, например, строительство. Но иногда начальство искало просто, чем бы за­нять людей, и приказывало выкопать яму, а потом закопать. Пустой труд воспринимался каторжанами очень болезненно, так что если есть желание довести человека до невыноси­мого уныния и тоски, то нужно поручить ему такую работу, которая совершенно бесполезна и для него, и для окружающих. Это сильно разрушает душу.

Если сравнить жизнь с работой, доста­точно тяжелой и каждодневной, то тот, кто трудится «в пустоту», вдруг может решить бросить все и уйти в небытие. Поэтому очень важно, чтобы человек задавал себе вопрос о смысле земного бытия; уже это даст ему вер­ное направление. Он будет искать этот смысл, и ему не придет в голову самовольно завершить жизнь...

Раньше на меня часто нападала сильная, острая, невыносимая тоска. Причем, это обыч­но случалось в моменты, когда все очень удач­но складывалось и в семье, и со здоровьем. Когда есть проблемы — их надо решать, а вот когда их нет... Такое состояние прекрасно опи­сано Л.Н. Толстым в «Исповеди». У Толстого, как вы знаете, было все; и любящая семья, и жена, и богатство, и всемирная слава. Но ког­да он шел на охоту, ему хотелось снять ру­жье, развернуть его к себе и выпустить заряд в голову. Отсутствие смысла особенно тяжело воспринимается, когда все хорошо.

Опять же, у Толстого в «Войне и мире» великолепно показано, как Пьеру Безухову и Андрею Болконскому постоянно казалось, что они в чем-то нашли цель жизни, и через какое-то время обнаруживали, что ошибались, что это не подлинный смысл бытия. Андрей Бол­конский сначала мечтал о воинской славе. Но стоило ему получить ранение и всмотреться в бесконечное небо над собой, как он понял не­лепость всего того, что прежде представлялось таким важным. Потом он думал, что смысл жизни — в семейном счастье. Жить для семьи, для детей — это понятно. Но человек призван к большему.

Я очень советую людям, ищущим ответ на данный вопрос, читать русских классиков: Толстого, Достоевского, Чехова и др., кото­рые рассматривают многие животрепещущие проблемы. Иногда их мнение ошибочно, как у Льва Толстого, который сам искал, но так и не нашел подлинного смысла жизни, и все его герои проходят через те же ошибки, которые совершал он сам, но они с ясностью показыва­ют пути, не приводящие к истине.

Помню, я пытался найти смысл жизни на разных направлениях. Одно время мне казалось, что он неразрывно связан с перехо­дом из жизни в смерть, что жить надо таким образом, чтобы не страшно было умереть. Ведь иногда думаешь: надо поступать так и так, но потом вдруг пронзит мысль: а если при этом умереть? И смерть страшила...

Когда-то я занимался литературным творчеством, писал стихи, как мне казалось, достаточно хорошие; мне прочили большое будущее в литературе, и я видел смысл в творчестве, в стихах, но понимал, что это не может быть главным, что это прекрасно, но есть нечто высшее, большее.

Тогда я был абсолютно неверующим че­ловеком, хотя и осознавал, что Создатель есть, но Богом я Его не называл — Высший Разум, Природа, Дух...

И вот как-то со мной случилось то, что всегда вспоминается с волнением. Я гулял по лесу и пытался сочинить стихотворение. У меня всегда в кармане были ручка и блокно­тик.

Вдруг я ощутил какой-то необъяснимый прилив любви. Я увидел ползущую букашку и вдруг почувствовал, что очень люблю ее. Я переживал совершенно непонятное мне умиление, жалость: вот эта маленькая букашечка, она живая. И любовь усиливалась, я начинал любить все.

Такое состояние я никогда не испыты­вал. Хотелось объясниться в любви каждому человеку, и каждой травке, и листочку, и солнцу, и небу... Все, на что я только ни гля­дел, переполняло меня такой любовью — ко всему мирозданию, ко всей природе, ко всем людям.