Живописец теней

Никто не знает, как любая мелочь, деталь, миг, сиюминутная подробность может повлиять на будущее. Иоаким тогда, глядя на бородатых детишек, ощущал легкую брезгливость. Что-то в картине наводило его на мысли о них самих. Мать на картине выглядела совершенно нормально, но именно поэтому она получилась не такой живой, как остальные, напоминала восковую фигуру. Вот тут-то, пришло ему в голову сейчас, спустя почти три десятилетия, и зарыта собака: нормальная, – и вследствие своей нормальности ненормальная женщина на портрете олицетворяла его мать. Не случайно Виктор сделал копию именно этого сюжета (о подделке говорить нельзя, он не собирался ее продавать). Он создал символический семейный портрет: картина представляла их самих.

Иоаким прекрасно помнил, что в отличие от него сестра была совершенно очарована работой. Она, должно быть, тоже подумала, что это их семейный автопортрет… неужели она поняла, что Виктор поставил перед ними символическое зеркало? Для Иоакима эта история никаких последствий не имела – он искусством особенно не интересовался и жил своей, совершенно иной жизнью. Он никогда не собирался идти по стопам своего отца.

Осенью 2006 года Иоаким попытался восстановить странную биографию своего отца. Потом по частям и под псевдонимом он опубликовал ее на «bloggportalen.se». Он писал о детском католическом приюте в двадцатые годы, о том, как отец подделывал марки и автографы в тридцатые, попытался реконструировать годы, проведенные отцом в нацистском концлагере. Последнее оказалось самым трудным. Разумеется, об «Операции „Андреас“» и главном лагере в Заксенхаузене было довольно много написано (говорили даже, что в Австрии сняли фильм на этот сюжет), но о лагере в Хавеланде он ничего не нашел. Даже профессиональный историк, приятель его свояка Эрланда Рооса, ничем не мог ему помочь, несмотря на глубокий архивный поиск. Иоаким уже начал сомневаться в правдивости рассказа Георга Хамана. Может быть, старик просто ему соврал? Вполне возможно, он же был профессиональным мошенником, и ложь входила в его арсенал совершенно естественно.

Зато ему удалось много узнать о своей матери.

Аста Элла Симоне Берглунд скончалась осенью 1967 года, вскоре после рождения Жанетт. Ей было только тридцать девять лет. Если верить фалькенбергским архивам, в графе «место проживания» был записан адрес Виктора, но, скорее всего, если вспомнить, какой жизнью она жила, она там почти не бывала. Их мать была тяжелой наркоманкой, злоупотребляла барбитуратами и морфием. В результате у нее развился цирроз печени. Она и погибла от прогрессирующей печеночной недостаточности.

Георг Хаман рассказывал, что Виктор и Аста были знакомы очень давно, временами теряли всякую связь, но вновь нашли друг друга в начале шестидесятых. Когда после года работы в Галерее Колнагиса в Лондоне он вернулся в Стокгольм, она неожиданно объявилась в его мастерской в Пеликаньем переулке и попросилась переночевать. Стояла зима. У Асты вообще не было крыши над головой, и Виктор предложил ей остаться.

Они заключили своего рода пакт: Виктор обещает содержать ее, а она обещает родить ему детей. Хотя «пакт» вряд ли подходящее слово – у них не было выбора. Оба понимали: что-то в их жизни должно быть настоящим, что-то должно быть окончательной, ничем не опровергаемой истиной. Таким светлым пятном для него были дети. Со временем между ними даже возникло чувство, две одинокие души потянулись друг к другу со страстью отчаяния… они просто-напросто полюбили друг друга – далеко за пределами тесных рамок секса.

Аста пыталась бороться со своей зависимостью до самого конца. Виктор старался помочь ей, находил места в редких в то время лечебницах, водил ее к врачам и психологам, ездил с ней в Копенгаген, где в то время начинали, пока еще в порядке эксперимента, лечение метадоном. Чтобы изолировать ее от пагубного окружения, они даже переехали в Фалькенберг.

В 1964 году они решили провести отпуск в этом маленьком городке на западном побережье. Они сняли виллу на Клиттервеген, совсем близко к набережной Скреа. Асте надо было отдохнуть после тяжелого периода наркотического запоя. Виктор познакомился с местным продавцом картин и начал с ним работать. Через несколько лет антиквар уехал из города (ни Иоаким, ни Жанетт его не помнили). Виктор к тому времени уже твердо решил уехать из Стокгольма – ради Асты.

После вторых родов она опять сорвалась. Ее пытались лечить в Фалькенберге и Хальмстаде, но она сбежала в Стокгольм, где опять попала в мир наркоманов, бездомных и проституток, в мир, которого в «шведском народном доме» официально не существовало. Виктор оставил детей на няньку и помчался ее искать. У него по-прежнему были крупные поручения от музеев. Днем он работал, а по ночам искал Асту. С упрямством отчаяния он бродил по местам, куда в нормальных условиях не ступил бы ногой. В конце концов он нашел ее и первым же поездом увез в Фалькенберг.