Был же самым обычным символом, самым правильным, незатейливым, знак солнцеворота[203]
— с лучами крест, с поворотами вправо и влево. Если верхний луч будет вправо смотреть, посолонь, значит, вышло движение, как от Тьмы черной к Свету, как от Нави через Явь в Правь[204], и как стрелки часов, подтверждающие коловращение. Если ж верхний луч будет влево смотреть, вспять пойдет — осолонь[205], движение, к черной Нави, туда, где живет Чернобог[206], где колдуют над книгами лишь седуны[207], и где правит сам дьявол в этом безвременье.Вот сидит Гамаюн на дереве и поет сладку песнь о Велесе, о его законе движения, о его священном писании. Называется «Книга Велеса» [208]
, ну а в ней описал он славянскую жизнь, с стародавних времен, самых древних времен, описал, как учитель, как великий мудрец. Тут подкрался охотник к дереву, натянул тетиву упругую, и пустил бы стрелу он вострую да и в сердце той птицы волшебное. Елядь — в когтях ее что-то светится, там лежат письмена старинные, в коих сказано, что неправдою обойдешь белый свет — не воротишься, никогда не вернешься назад.Лишь блеснула очами суровыми Гамаюн, эта птица священная, и сковал сон того охотника, и закрыл он от света глаза. И приснилось ему, что охотится он в чащобе лесной, глядь — там две сестры убегают от зверя лютого — разъяренного кабана. С ним сразился тогда охотник, показал свою храбрость пред девами, ну, а те благодарны спасителю: «Чем, любезный, тебя наградить?» Говорит им тогда охотник: «Я хочу свет увидеть белый, весь — от края до самого края, от начала и до конца!» Говорит ему юная Правда: «Белый свет — он такой необъятный, и опасно бывать на чужбине…» Ей перечит вторая сестра: «Помогу я тебе, охотник, если будешь служить мне, Неправде, если станешь рабом послушным — ты увидешь весь белый свет». «Я согласен, — сказал охотник, — буду жить я всегда неправдой, буду лгать и грешить, а надо — и убить я готов людей…»
Много лет пролетело, охотник повидал все заморские страны, и на остров Макарийский прибыл он на белых своих парусах. Он гостил там, в раю, по-царски, черпаком ел икру осетровую, да заморские фрукты — лопатой, ну, а пряники в мед макал. И так любо ему там стало, так тепло в том раю блаженном, что решил он навек остаться, да и царским там жезлом махать. Птицы вещие добрыми были — Гамаюн и священный Феникс, не хотели ему перечить, но вмешался тут Сварог Бог. Прогремел он сердито с неба: «Есть всему свое место и время, любит даже лягушка — болото, не поет на чужбине сверчок!» И тогда порешил охотник: «Возвращусь я домой обратно, хватит мне путешествий и странствий, есть на родине дом родной…» Воротился — а там нет селенья, там разверзлась земля, поглотила все дома, и людей, и животных… Вместо них — только озера гладь…
И стоит лишь одно там дерево, а на нем — письмена старинные: «Коль неправдой весь свет увидишь — не воротишься ты назад…»
Часть шестая
В руках Гаруды, или еще одна встреча с «Летучим Голландцем»
Глава 1
На острове Богов
После холодного и полудождливо-полуснежного Санкт-Петербурга странно было видеть людей в майках и шортах, в резиновых сандалетах или пластмассовых сланцах. Они как будто бы только что покинули пляж, чтобы забежать на минутку в супермаркет, в кафе или в банк. А потом они вернутся назад и будут нежиться на низкой лежанке под ярким зонтом, попивая через трубочку ананасовый сок или кокосовое «молочко», и плескаться в соленых волнах океана. Люди «с пляжа» не спеша прогуливаются по тротуарам, заглядывая в многочисленные бутики, садятся за столики ярких кафешек, занявших позиции вдоль дорог, и так же неторопливо едят экзотические блюда из сладкой свинины, из курицы под карамельным соусом и конечно же — из морепродуктов.
Проезжая по узким улицам Денпасара, можно спокойно это наблюдать, потому что даже при отсутствии «пробок» поток машин движется необычайно медленно. В центре движения — степенные восточные красавцы, компактные минивэны с закругленными боками, а вокруг них — мотоциклы, которые русские прозвали байками. Такого количества ревущих двухколесников, пожалуй, нет нигде в мире, тем более — в Европе. Некоторые стоянки для них занимают территорию с футбольное поле или походят на толстые сардельки длиной в квартал. На мотоциклах рассекают с невозмутимым видом, лавируя между крупногабаритными транспортными средствами, местные юнцы и девицы с открытыми плечами и коленками, мужчины в разноцветных саронгах вместо брюк и в балийских платках-повязках уденг, бабушки в длинных саронгах и кружевных кебая и дамы в декольтированных вечерних нарядах. За рулем нет разве только младенцев, — а вот и он спокойно дремлет в слинге на груди у мамаши, которая тоже сжимает руль «железного зверя».