Жизнь адмирала Нахимова

"А у вас есть опыт?" - строго спрашивает экзаменатор. "Никакого опыта, упрямство и непочтительность!" - кричит Корнилов. "Надо дать ему мишень, он докажет!" - восклицает Нахимов, и маленький адмирал с носом-пуговкой одобрительно кивает. Бутаков идет с мелком к грифельной доске, но вдруг зал исчезает, и Бутаков снова падает на койку. И снова суровые адмиралы стоят вокруг него, трясут и кричат: "Пароход, пароход!"

- Дым на горизонте, ваше благородие! - шепчет над ухом Бутакова вестовой чуть ли не в десятый раз. Григорий Иванович широко открывает глаза и спускает ноги.

- Умываться, живо!

Лучи солнца пробиваются через влажную облачную пелену. Скаченная водой палуба белеет среди изумрудного моря. Медные части поручней и орудий, только что надраенные, не успели еще потускнеть и весело отражают лучи.

- Пароход не наш, - решает командир "Владимира". - От донецкого антрацита такого густого дыма не бывает.

Неизвестный пароход идет на норд-вест, и "Владимир", держа прямо на норд, в течение часа обрезает его курс. В 9 часов турок, заметив на гладкой линии горизонта клотики и дымки русского фрегата, круто забирает к весту. Бутаков продолжает идти прямым курсом. Маневр врага ему на руку, так как еще больше сокращает расстояние. Должно быть, капитан турецкого парохода сообразил, что не успеет уйти от настойчивого преследователя, и снова ворочает. В 9.45 он замыкает кольцо "беешюдноро - м ст а и и я^герееек ает -свой прежний путь и решительно идет на сближение.

Теперь виден черный корпус с желтой полоской и обвисший огромный турецко-египетский флаг. По борту взвиваются пять белых дымков, и в двух кабельтовых от носа "Владимира" вода всплескивается фонтанчиками.

По боевой тревоге на русском пароходо-фрегате канониры готовят пушки к стрельбе. Тяжелые стволы, повернутые под углом в тридцать градусов, медленно возвышаются над бортами. Разложены пыжовники, банники, ломы и ганшпуги. Артиллеристы с довольными лицами людей, совершенно готовых к дружной работе, стоят по назначенным расписанием местам. На очищенной от канатов и коек палубе чернеют крутые горки ядер, книппелей, картечи и пороховые картузы,

Железнов подходит к кадкам с водой, над которыми дымятся фитили: с неловким чувством человека, находящегося под наблюдением множества глаз, он протягивает руку к прицелу Миллера и проводит пальцем по кресту в кругу мишени.

"Надо сказать матросам что-то бодрящее. Будь я начальником батареи, я обязан был бы воодушевлять". Слова о царе, родине, флоте теснятся и сплетаются, Железнов кашляет и с неожиданной хрипотцой спрашивает старика канонира, указывая на тарельный пояс:

- Зачем служит, знаешь, голубчик?

- Для точности стрельбы. Надо, чтобы нарезки на поясе и дуле сошлись с предметом, в который целим.

- Так, так, молодец! Да вы все, должно быть, молодцы! - на каком-то фальшивом фальцете выкрикивает Железнов и идет от батарей, не слушая ответа матросов. Оба парохода переходят на параллельные курсы к весту, и пониже арабских знаков на корме турецко-египетского корабля можно прочитать латинскую надпись "Перваз-Бахри".

- "Морской вьюн", - переводит Корнилов. - Однако и вьюнов ловят, не правда ли, Григорий Иваныч?

- Постараемся! - коротко отвечает Бутаков, холодея от счастья осуществить свой геометрический замысел боя.

Турецкий пароход снова заволакивается дымом, а по левому борту "Владимира" у всех пяти бомбических пушек раздаются четкие команды:

- Трубку!

- Цельсь!

- Товьсь!

- Пли!

Стремительные волны теплых и сладко-терпких пороховых струй воздуха охватывают людей.

Корнилов с мостика следит за матросами, снова задвигающими пушки в порты. Мелькают банники, быстро и ловко прочищая дула орудий от тлеющих остатков картузов. Мелькают фигуры матросов, спешно подносящих картузы из крюйт-камеры.

Опустив голову, адмирал натягивает лайковую перчатку и небрежно зажимает под мышкой черную лакированную подзорную трубу.

Бутаков решительно обращается:

- Прошу, ваше превосходительство, разрешить мне на практике испытать один маневр.

- Теорию, Григорий Иванович, проверяют до боя.

Бутаков вспыхивает. Владимир Алексеевич отлично знает, что "Владимир" два года служил яхтою царской фамилии, возил князей и княжат в Венецию, Неаполь, Пирей, Триест, использовался для приемов.

Он знает и не раз сочувствовал командиру, что команде пароходо-фрегата мешают заниматься боевой подготовкой.

- Простая теория, ваше превосходительство, - быстро говорит Бутаков. За основание эволюции пароходов непременно должно принять две простые геометрические линии - круг и касательную к нему. Последовательно поворачивая на четыре румба, я в момент выстрела противника оказываюсь к нему на перпендикуляре - и его продольные выстрелы ложатся впустую, а затем с полной безопасностью сам отвечаю бортом.

- А пока вы будете заниматься геометрией, противник будет палить.

- Мои повороты и захождения будут мгновенными и внезапными. Их поверял теоретически Павел Степанович.

Корнилову нравится азарт молодого командира. Он вспоминает свое торжественное состояние в Наваринском бою.