Жизнь адмирала Нахимова

На западной оконечности мыса у турок две четырёхорудийные батареи. Две батареи к северо-востоку от Ада-Кьой имеют по восемь пушек. Между молом, выступающим впереди города, и старой городской стеной тоже восьмиорудийная батарея, а на юго-восток от города, на мысу Киой-Хисар, десять пушек. Как под Наварином, турецкие корабли стоят слабовогнутым полумесяцем, прижимаясь к городу. Концевые суда северо-западнее киой-хисарской батареи и северо-восточнее бастиона, прилежащего к городу. В центре дуги против мола расстояние между судами больше, чтобы не мешать огню центральной батареи. В западной части двухдечные фрегаты, имеющие шестьдесят четыре пушки, "Навек-Бахри" ("Морская стрела") и "Несими-Зефер" ("Зефир победы"), тридцатипушечный корвет "Неджми-Фешан" ("Лучезарный"), фрегат с сорока четырьмя пушками "Фазли-Аллах" ("Божья помощь") и тридцатипушечный корвет "Гюли-Сефид". На "Ауни-Аллахе" флаг вице-адмирала.

В восточной части фрегаты "Дамиад" и "Каиди-Зефер" ("Путеводитель победы"), имеющие по пятьдесят четыре пушки, двухдечный фрегат "Низамие" ("Порядок") с шестьюдесятью четырьмя пушками и, наконец, корвет "Фейзи-Меабуд" с двадцатью четырьмя пушками. На крюйс-брам-стеньге "Низамие" флаг второго флагмана турецкой эскадры. За "Дамиадом" держатся пароходы "Таиф" с двадцатью орудиями и "Эрекли" – с четырьмя пушками. У верфи ещё два вооружённых транспорта. Под лесистым зелёным берегом мыса Киой-Хисар – два купеческих брига.

Старый грек крючковатым пальцем указывает на суда и уверенно называет их. По его словам, старшим начальником должен быть Осман-паша, а второй флагман – Гуссейн-паша. На большом пароходе всегда ходит англичанин Мушавер-паша.

Османа адмирал помнит по Наваринскому сражению. В нём Осман командовал корветом и был подобран шлюпкой "Азова". А Мушавер-паша, вероятно, капитан Слейд, что уже двадцать лет на службе в турецком флоте.

"Турки, значит, следом за Новосильским прошмыгнули. Хорошо, что мы сразу после шторма нагрянули. Завтра поминай как их звали, пошли бы к Батуму", – с досадой думает адмирал. А капитан Барановский недоверчиво переспрашивает грека:

– Ты говорил – три парохода. А здесь два. Те, что раньше стояли?

Грек смотрит из-под руки, чешет горбинку носа и объясняет: "Таиф" был раньше с двумя большими пароходами. Куда-то они ушли. Может быть, в Амастро, в Зунгулдак или в самый Константинополь.

Грек говорит правду. Названные им пароходы – те самые, что имели неудачный бой с "Флорой". Два в канун шторма оставили "Таиф" чиниться в Синопе, а сами проскочили севернее эскадры Нахимова.

– Отпустите старика вниз, – распоряжается Павел Степанович. Грек низко кланяется и уносит с собой тяжёлый запах рыбы и чеснока.

– Турки готовятся к обороне, – замечает Острено.

В самом деле, от мола непрерывно отходят шлюпки. С фрегатов завозят шпринги, а в открытых верхних батареях у пушек суетятся артиллеристы. Пароходы начинают дымить. По берегу скачут кавалеристы; увязая в дорожной грязи, ползут на быках двуколки с орудийными ящиками. На ближайших батареях вспыхивают белые дымки, и в нескольких кабельтовых шлёпаются в воду ядра.

Павел Степанович опускает трубу и задумывается. На трёх кораблях у него двести восемьдесят пушек, если действовать в два борта. Но прорезать линию неприятеля хорошо в открытом море. Здесь у турок пристрелян рейд, и они стоят слишком тесно. Прежде чем входящие корабли смогут использовать свою артиллерийскую мощь, пушки врага приведут их в негодность. Недооценивать приморские укрепления – вернейшее из средств проиграть сражение. Корабли неспособны бороться с сильными береговыми батареями иначе, как в самом близком расстоянии. Подойти на такое расстояние, без сомнения затруднительно, если противник откроет огонь вовремя из искусно размещённых орудий большого калибра.

Адмирал снова, осматривает берег в стёкла трубы и подсчитывает:

"Положим, что первая и вторая батареи в западной части мыса Ада-Кьой безвредны. Идя на норд, легко можно их миновать. Но тридцать четыре орудия на земле стоят сотни орудий на качающихся палубах. Ежели с батареей на молу расправиться нетрудно (она весьма низко от воды, и корабельные деки будут командовать ею), то прочие установлены в двадцати – тридцати футах над морем и смогут бить настильно, что самое страшное для кораблей…

Надо считать, что в первый час боя два корабля будут заняты четырьмя батареями… Теперь, на семь фрегатов и три корвета, чтобы в тот же час решить дело, надо ещё четыре корабля. И в море следует держать пароходы или ходкие парусные суда, иначе пароходы противника прорвутся".

Павел Степанович сдвигает фуражку на затылок, кладёт свою старую трубку в карман шинели. Он шагает и вычисляет перед чинами штаба – старшим штурманом Некрасовым и капитаном артиллерии Морозовым: