Антон решил сделать передышку. Первого марта он объявил Суворину, что впредь будет вести «жизнь трезвую и целомудренную». Донжуанство брата встревожило даже Александра с Ваней. Ваня, перед которым прошла череда потенциальных невесток, умолял Антона не торопиться с женитьбой. Елена Шаврова, в надежде вновь увидеть своего «интригана», решила устроить в Серпухове еще один спектакль и лишь потом вернуться в Петербург добродетельной женой. Людмила Озерова между тем все не уезжала из Москвы. Чем откровеннее становилось нежелание Антона жениться на ней (будто бы из-за отсутствия приданого), тем ярче разгоралась ее страсть. Двадцать шестого февраля она писала ему: «Все мои вещи, а именно: розовая кофточка, тапочки, платочек и т. д., а также Неглинная, Тверская, Московская городская дума и пр. просят Вам кланяться, нетерпеливо ждут Вашего приезда и тоже очень, очень без Вас скучают. Сообщаю Вам по секрету, что они очень Вас ревнуют не только к Петербургу, Серпухову и Лопасне, но даже к воздуху, а также несказанно меня опечалило то, что Вы любите и хотите денег… но, быть может, они нужны Вам на что-нибудь хорошее».
Озерова только что прочитала «Чайку». В ней она нашла долгожданную роль и от избытка чувств приветствовала Антона высокопарными словами Аркадиной: «Антон Павлович! Единственный! Упасть к ногам Вашим, безответно ласкать-целовать ваши руки, не наглядеться в глаза Ваши <…> Перевоплотить в себя всю Вашу душу великую!!!!<…> Ни словом, ни взглядом, ни мыслью не могу передать Вам того впечатления, которое произвела на меня
Следом из Петербурга пришло письмо от Веры Комиссаржевской — актрисы, которая теперь всерьез интересовала Чехова и которой он послал сборник своих пьес. На премьере «Чайки» Антон подарил ей серебряный брелок Лидии Авиловой; впрочем, вещица была ей столь же безразлична, как и чучело чайки — Тригорину. Комиссаржевская увидела в Нине Заречной свое воплощение и писала Антону, будто обращаясь к Тригорину: «Если приедете, ведь будете у меня? Потапенко мне говорит, что Вас здесь ждут к 1-му марта. Да? Я вряд ли куда-нибудь уеду на Пасхе, так совсем расклеилась. Приезжайте, Антон Павлович, мне ужасно хочется Вас повидать»379.
Перед таким приглашением устоять было трудно. К тому же в Москве вскоре открывался Всероссийский съезд сценических деятелей, и Антон воспользовался этим предлогом, чтобы покинуть Мелихово. Он также хотел передать «Мужиков» Гольцеву и Лаврову, даже предполагая, что цензура повесть не пропустит.
В «Мужиках» Чехов нанес поражение «реалистам» их собственным оружием — жизнь крестьян близлежащих деревень он знал не по книгам. Сюжет повести краток до предела; повествователь словно держит в руках фотографический аппарат. Официант Николай, заболев, теряет работу и возвращается в родную деревню с женой Ольгой и дочерью Сашей. Не в силах вынести нищенскую деревенскую жизнь, он в конце концов умирает, а Ольга с Сашей вынуждены оставить дом и пойти по миру с сумой. (Чехов намеревался продолжить рассказ, в котором Саша становится проституткой, но цензор четко дал понять, что это слишком щекотливая и низменная тема.) В начале повести Чехов оттеняет красоту ярко-зеленого луга разбросанными по нему черепками битой посуды, и этот контраст отражается в серии драматических эпизодов, охватывающих осень, суровую зиму и весну. «Господа» выведены ненавистными обитателями из чуждого крестьянам мира. Единственное, что остается светлого, — это труднообъяснимое стремление крестьян к чему-то идеальному, проявившееся в благоговении, с каким они слушают читаемое вслух Евангелие, едва ли понимая слова. Спившиеся и живущие воровством крестьяне у Чехова намного человечнее своих хозяев, поскольку способны распознать правду и справедливость невзирая на то, что в их жизни нет ни того ни другого. Подобная бескомпромиссная картина не могла не вызвать раздражения Толстого и других самозваных радетелей крестьянства. Лагерь писателей-обличителей призвал Чехова под свои знамена.
Глава пятьдесят восьмая
Гордиев узел
март 1897 года
Антон был нужен всем — Людмиле Озеровой, Елене Шавровой, Вере Комиссаржевской, Лидии Авиловой. А также Левитану. Он хотел, чтобы Антон обследовал его, чтобы Браз написал его портрет для Третьяковской галереи. Собираясь в Петербург, Антон известил Шаврову: «Многоуважаемая коллега! Интриган приедет в Москву 4-го марта в полдень на поезде № 14 — это по всей вероятности. Если Вы еще не уехали, то телеграфируйте мне лишь одно слово: „дома“. <…> Если же Вы согласны позавтракать со мной в „Славянском базаре“ (в час дня), то вместо „дома“ — напишите: „согласна“. Телеграфист может подумать, что я предложил Вам руку и сердце, но что нам до мнения света!!! Приеду я на один день, спешно».