Жизнь Антона Чехова

«Вы меня напугали, сказав на вокзале, что скоро уедете! Правда это или нет? Я должна же Вас видеть перед отъездом! Должна наглядеться на Вас и наслушаться Вас на целый год! Что же будет со мной, если я уже не застану Вас, вернувшись? <…> Здесь очень хорошо. Все-таки я привыкла с детства и к дому, и саду, и здесь я чувствую себя другим человеком совершенно. Точно нескольких последних лет жизни не существовало и ко мне вернулась прежняя „Reinheit“395, которую Вы так цените в женщинах или, вернее, в девушках! (?) <…> Вы и представить себе не можете, какие хорошие нежные чувства я к Вам питаю! Это „настоящий“ факт. Но не вздумайте испугаться и начать меня избегать, как Похлебину. Я не в счет и „hors concours“!396 <…> Если бы у меня были две, три тысячи, я поехала бы с Вами за границу и уверена, что не помешала бы Вам ни в чем! <…> Право, я заслуживаю с Вашей стороны немного большего, чем то шуточно-насмешливое отношение, какое получаю. Если бы Вы знали, как мне иногда не до шуток. Ну, до свиданья. Это письмо разорвите и не показывайте Маше».

Это письмо Маша аккуратно подшила в чеховский архив. Однако письма Антона к Лике становились все мягче и деликатнее.

Суворины уехали на вакации во Франценсбад. Оттуда они звали Чехова за границу. Анна Ивановна вскрыла письмо Антона, адресованное мужу: «Я так соскучилась по Вас, и мне так захотелось скорей узнать, что делает мой любимец. <…> Но я не узнала того, что больше всего хотела знать, именно что Вы к нам приедете!»397 В следующий раз она писала ему на бумаге с рисунком, изображающим мужчину, который пожирает глазами бульварную женщину: «Предчувствие мне как будто говорит, что Вы приедете! И так будем с Вами раз в месяц кутить. Не бойтесь докторов, они врут!» Она предлагала Антону съездить на озеро Комо: Боря научит его кататься на велосипеде, а Настя будет развлекать. Суворин между тем отправился домой в Петербург: единственным человеком, не дававшим ему скучать во Франценсбаде, была семилетняя дочь Потапенко, «интересный ребенок, говорящий о ненависти к людям, любящий животных». Анна Ивановна умоляла Антона выманить Суворина из города. Двенадцатого июля С. Сазонова записала в дневнике: «Сам он [Суворин]

сидит в городе, ожидая Буренина и Чехова. Буренин должен сменить его в газете, а с Чеховым он хочет ехать за границу».

У Антона в Петербурге были дела. Издательские права Маркса на повесть «Моя жизнь» заканчивались летом 1897 года, и Суворин мог получить неплохую прибыль, напечатав ее одним томом вместе с «Мужиками». Книга объемом свыше десяти печатных листов предварительной цензуре не подлежала, и купюры, сделанные для «Русской мысли», можно было восстановить. «Мужикам» от критиков достались и бурные аплодисменты, и гневная брань. Правым понравилась мысль, что русский крестьянин есть злейший враг самому себе; марксисты согласились с тем, что капитализм способствует дальнейшей деградации крестьянства. Мятежный проповедник Толстой увидел в повести «грех перед народом», и это мнение с ним разделили сторонники нелегальной революционной организации «Народная воля», которые считали, что бунт у мужика в крови. Предполагалось, что в Петербурге Антон сядет позировать для портрета художнику И. Бразу. Однако тот с огромным багажом приехал в Мелихово. Работал он в Машиной комнате, перетащив оттуда мебель в кабинет Антона.

Приезд Браза послужил сигналом всем, кто только и дожидался случая обрушиться на Антона. Сразу же пожаловали Кундасова и Лика. По возвращении Маши на весь июль в Мелихово приехал Миша с женой. Потом появился таганрогский кузен Володя. Двадцать девятого июня по дороге в Киев Александр забросил в Мелихово старших сыновей, не позаботившись снабдить их бельем и не сказав, когда вернется. Мальчишки начали куролесить, и 17 июля Павел Егорович отправил их к мачехе в Петербург. То и дело из Васькина наведывался Семенкович; он затевал бесконечные разговоры, привозил знакомить к Чеховым своих дачников и — к великому удовольствию кузена Володи — французскую гувернантку. Сельские учителя, врачи, почтмейстеры и священник приезжали и по делу, и просто так: Чехов и его усадьба были необходимы всем, кто надеялся найти хоть какой-нибудь заработок или приятно провести время. В те минуты, когда не нужно было позировать Бразу, Антон прятался от гостей и читал «Слепых» Метерлинка. В письме Лике он с грустной шуткой заметил, что скоро к нему из Курска прибудет на постой целый зверинец.