На мелиховском подворье шла непрестанная собачья война между лайками, таксами и дворовыми псами. От этого страдали и люди: собаки не давали спать, таскали из кладовой еду, кусались и разоряли клумбы. Павел Егорович знал, с кем сравнить их: с мангустами. Старая кобыла Анна Петровна, приобретенная Чеховыми вместе с имением, принесла жеребеночка и вскоре приказала долго жить. Павел Егорович это событие воспринял хладнокровно; «самое высшее начальство <…> сегодня было строго»407, — написала Мише Евгения Яковлевна. Сам же отец семейства искал желающих за три рубля освежевать околевшую кобылу.
Братья Антона жизнью были довольны. Миша доложил Маше: «Ольга так обставила мою жизнь <…> всякое мое желание, угадывается раньше». В сентябре Александр уговорил наконец Ваню с Соней взять под свою опеку сына Колю за 50 рублей в месяц. Коля несколько дней погостил в Мелихове, а затем был отправлен в Москву с сопроводительной запиской отца: «Податель сего письма <…> та самая скотина, которую ты, Иваша, и добрая Софья Владимировна берете столь великодушно под свое покровительство. <…> Навязываю тебе материю не даровитую и совершенно не дисциплинированную. Обиженный и рассерженный, он начинает шептать что-то неразборчивое (вероятно, угрозы). За ласковое слово готов сделать все. <…> Книгу очень не любит <…> любит вколачивать гвозди, мыть посуду, <…> любит деньги на приобретение лакомств. <…> Часов не знает и комбинаций стрелок не понимает».
Антон же в письмах из Ниццы не интересовался ни таксами, ни племянниками. Он уже настолько прижился в Русском пансионе, что сырыми, не подходящими для прогулки вечерами снова взялся за перо.
Глава шестьдесят вторая
Мечты об Алжире
ноябрь — декабрь 1897 года
Антон, как человек самолюбивый и блюдущий свою Reinheit, в конце концов сел за письменный стол, не желая запятнать себя денежными подачками от Саввы Морозова. В ту осень ничего крупного из-под его пера не вышло; написанные рассказы напоминают зарисовки детства: «Печенег» и «В родном углу» передают мрачную атмосферу одичалого поместья, затерявшегося в донских степях; «На подводе» повествует об отчаянном положении сельской учительницы (в рассказе слышатся жалобные интонации из писем мелиховской родни). Похоже, период творческого застоя все-таки был преодолен. Чехов начал работу над рассказом «У знакомых», обещанным журналу «Космополис»; его сюжет предвосхищает «Вишневый сад», последнюю из написанных им пьес. Сестру Антон попросил переслать в Ниццу наброски к рассказу, начатому в России. Чтобы рукопись стала похожей на письмо и не вызвала подозрения на почте, Маше пришлось хорошенько поработать над ней ножницами.
Чехов-писатель теперь получил международное признание. В конце сентября Рудольф Штраус писал о нем в журнале «Wiener Rundschau»: «Мы имеем перед собой могучее, таинственное чудо стриндбергова содержания в мопассановской форме; мы видим возвышенное соединение, которое казалось почти невозможным; которое до сих пор никому еще не удавалось: мы любим Стриндберга, любим Мопассана, поэтому мы должны любить Чехова и любить вдвойне. Его слава в скором времени наполнит весь мир».
Маша и Потапенко то и дело присылали Антону газетные вырезки. Переводчики — иные неумелые, однако все большие энтузиасты — донимали Антона просьбами переложить его рассказы на французский, чешский, шведский, немецкий и английский. Особенно настойчив был Дени Рош: он предложил Чехову 111 франков, половину суммы, полученной им за перевод «Мужиков»408. Антон же продолжал заучивать французские разговорные фразы, подбирать французскую классику для таганрогской библиотеки и преподавать в письмах Маше уроки французского. У Соболевского он попросил корреспондентский билет, чтобы занять места получше на концерте Патти, на спектакле с Сарой Бернар и на Алжирском фестивале. Он стал наведываться в Монте-Карло и даже выигрывал там, избегая играть по-крупному и ставя в основном на «красный» и «черный»409. Теперь Антон был в состоянии разглядеть цифры на колесе рулетки — в Ницце он познакомился с одним из основателей русской офтальмологии, Л. Гиршманом, привезшим на Ривьеру своего чахоточного мальчика. Антон обследовал сына, а отец выписал доктору рецепт на новое пенсне. В ноябре Чехов взвесился (в шляпе, осеннем пальто и с тростью) и решил, что 72 килограмма — это достаточно для человека его роста.