Жизнь Антона Чехова

В отсутствие Ольги Лика с новым мужем, остановившись в Ялте на той же самой даче, где когда-то снимал квартиру Антон, наведалась к Маше. Евгения Яковлевна с прислугой отправилась в трехдневное паломничество в монастырь. Антон, которому надоело московское заточение у постели больной жены, мечтал, вслед за братом Александром, сплавать по Волге. Ольга прилагала неимоверные усилия, чтобы встать на ноги. Максим Штраух был за то, чтобы она немедленно ехала во Франценсбад, но она снова слегла с приступом сильной тошноты. Штраух призвал на помощь доктора Таубе. Как и Антон, он подозревал перитонит — воспаление брюшины, в те времена нередко имевшее печальный исход. Ольга держалась из последних сил. Чехову Таубе понравился: «популярный и очень толковый немец», — писал он Немировичу-Данченко. Спустя четыре дня Антон понял, что второй операции можно избежать. Он так и не оповестил о болезни Ольги ее мать, чтобы «не разводить слез».

Ольга медленно пошла на поправку, и Антон стал выбираться в город. Он повидал Комиссаржевскую и Карпова, ее любовника и режиссера. Сходил на бокс. Съездил за город порыбачить. Старая пассия Антона, Ольга Кундасова, вызвалась подежурить у постели его жены (которая, впрочем, отправила ее восвояси). Сохраняя теплые чувству и к Чехову, и к Суворину, Кундасова всеми силами старалась возродить их прежнюю дружбу. По мере того как Антон слабел плотью, Кундасова здоровела душою. При всем своем либерализме она оставалась признательной Суворину как человеку, который поддерживал ее материально и смело вступал с ней в споры. Суворину она докладывала о здоровье Антона. Чехова она призывала забыть старые обиды. Старик мечтал о встрече с Антоном. Вот что он сказал Константину Набокову, дяде будущего писателя: «Знаете, Набоков, в России только два интересных молодых человека — это Чехов и Орленев, и я их обоих потерял»556. Одиннадцатого июня Кундасова писала Антону из Петербурга: «Я у Алексея Сергеевича. Нашла его не особенно хорошо выглядывающим и сильно раздраженным в душевном отношении. Разговора о Вас, по Вашему желанию, не было никакого, кроме вопроса о Вашем здоровье. Прошу Вас от всей души написать ему два слова, может быть, ему недолго жить, и, как видно, Ваше молчание давит его. Вспомните, как тяжело любить кого-нибудь, ничего не получая в ответ»557. Выпытывая Ольгу о здоровье Чехова, Кундасова сообщала Суворину, что тот не в состоянии добраться до Петербурга — пусть лучше Суворин приедет в августе в Крым.

Четырнадцатого июня Антон наконец вырвался на свободу. После Пасхи он решил стать «схимником» и обмозговать новую пьесу для их с Ольгой

театра. Ольга уже могла сидеть, пить куриный бульон и даже вставала пройтись, хотя из-за больного живота о корсете пока пришлось забыть. Присматривать за ней пришлось все тому же самоотверженному Вишневскому. Антон писал Немировичу-Данченко: «А главное, мне позволено уехать, и завтра, 17-го, я уезжаю с Морозовым в Пермь. К 5 июля буду опять дома». В тот день, когда Антон уехал, его место у постели больной Ольги заняла ее мать.

Глава семьдесят восьмая

Любимовка

июнь — сентябрь 1902 года

В компании Саввы Морозова и двух не говорящих по-русски немцев, прихватив с собой, несмотря на жару, новое пальто и шведскую стеганую куртку, Антон повторил маршрут своего прошлогоднего медового месяца. Впрочем, на этот раз он проплыл мимо пристани Пьяный Бор в темноте и по Каме направился к Перми, в края, где развернулось действие пьесы «Три сестры». Поезда и пароходы неторопко доставили Антона со спутниками к предгорьям Урала, где находилось имение Морозова и принадлежащий ему спиртовой завод. Морозова, возможно, и следовало бы считать российским Рокфеллером за покровительство искусствам и помощь революционерам, однако рабочие его погрязли в нищете и болезнях, а помощи им ждать было неоткуда — к их услугам был лишь пьяный фельдшер да разворованная им аптека. Ознакомившись с условиями труда на заводе, Антон выразил Морозову бурный протест, на что тот отреагировал вполне впечатляющим жестом, сократив рабочий день с двенадцати до восьми часов. Затем Морозов оставил Чехова и отправился объезжать свои владения. Антон бродил по парку, мучаясь от жары. «Его томило безлюдье, безделье и кашель», — отметил в своих воспоминаниях работавший на фабрике студент-практикант558. Немировичу-Данченко Антон писал: «Жизнь здесь около Перми серая, неинтересная, и если изображать ее в пьесе, то слишком тяжелая». Двадцать седьмого июня Чехов принял участие в открытии новой школы, получившей его имя, и на следующий день незамедлительно выехал в Москву.