Жизнь Антона Чехова

Ольга обвинила Антона в том, что он от нее что-то скрывает, и потребовала, чтобы о своем состоянии он ей сообщал по телеграфу. Она тоже страдала от одиночества и больше не хотела быть «заштатной» женой. Однако приехать в Ялту, как на том настаивал врач Чехова, она так и не собралась. «Одному Альтшуллеру я не могу верить, — писала она Антону 11 февраля, — он не настолько сведущий». Она рисовала Антону их будущую жизнь в теплом доме под Москвой, где они могли бы не расставаться. С середины января вместе с друзьями-актерами Ольга ездила осматривать подмосковные дачи, подыскивая дом, в котором чахоточный больной мог бы пережить среднерусскую зиму. На сорок третий Антонов день рождения Ольга собрала и послала с оказией подарки мужу: мятные лепешки, большой кожаный бумажник, галстук, короб пива и конфеты. Антон остался всем очень недоволен: бутылки с пивом в багажном вагоне замерзли и полопались; мятные лепешки были не из того магазина и совсем невкусные; бумажник оказался велик для банкнот, а галстук слишком длинен. Маше Антон пожаловался, что никто не зашел его поздравить и что подарки никуда не годны. (Впрочем, он обрадовался бронзовым поросятам от Ольгиного дяди Саши и костяным слоникам от Куприна.) Ольга потакала мужу, как капризному ребенку: с архитектором Шаповаловым она передала ему новых мятных лепешек. Первого февраля Антон послал ей список своих заказов: шоколадные конфеты, двадцать селедок, висмут, деревянные зубочистки, английские капсулы для креозота. Суворин, снова впавший в уныние, жаждал возобновить общение с Антоном, но тот уже не находил в себе сил поддерживать былую дружбу, хотя еще осенью она пережила полосу возрождения. Ольга Кундасова в длинном письме убеждала Антона простить старику его политические заблуждения: «Не будьте так невозмутимо спокойны и напишите ему в Петербург <…> Много таких вещей, которых лучше всего забыть». Суворин, теперь вечно жалующийся, что ему «житья нет от сына», перестал быть интересен Антону как собеседник.

В Москве неожиданно стали всплывать обломки чеховского прошлого. Актер Арбенин, женатый на Глафире Пановой, порассказал Ольге, как Антон преследовал его будущую жену в Одессе четырнадцать лет назад. Антон решительно отверг обвинения в том, что совратил Глафиру. Предстала перед Ольгой и Вера Комиссаржевская. Она желала получить права на постановку новой чеховской пьесы и предупреждала автора: «Вы, кажется, забыли, что я есть на свете, а я существую, да еще как». Ольга в письме от 3 февраля утешала Антона: «Если актриса будет беспокоить тебя, я ее пришибу, так и знай. Я думаю, что она психически больная»[569]

. Приходила к Ольге и полубезумная старуха, сестра драматурга и издателя Пушкарева, знакомая Антону со студенческих лет. Она принесла пьесу «из болгарского быта» и просила о протекции, желая поставить ее на сцене. Понимая, что по Александру и Наталье Пушкарева приходится Чеховым дальней родственницей, Ольга приняла ее вежливо. Но в письме к Антону не удержалась от сарказма: «У нее глаза как маслины, поэтические кудри и одинокий зуб, который ютится на мягкой губе, алой и вкусной. У тебя хороший вкус <…> Ты предлагаешь по твоем приезде в Москву спать втроем, так вот я ее приглашу».

Рискнула навестить Ольгу и Лика Мизинова с мужем Саниным и старым приятелем Гольцевым. Ольга поспешила избавить Антона от каких бы то ни было приятных воспоминаний: «Лика ужасно располнела — колоссальная, нарядная, шуршащая. Я чувствую себя такой плюгавкой перед ней».

Шпанские мушки, прописанные Альтшуллером, помогли Антону снять обострение плеврита. В день своего рождения он уже смог сидеть за письменным столом. Спустя неделю Альтшуллер предупреждал Ольгу: «В этом году пребывание в Москве оказало на его легкие гораздо худшее влияние, чем какая-либо из его прежних поездок»[570]

. Встревожена состоянием Антона была и Евгения Яковлевна. Маше и Ваниной жене она писала в Москву: «Я несколько дней заливалась горькими слезами, и он боялся, чтобы вы не узнали, что он так болен, просила Жоржа, чтобы он написал, что Антоша здоров, а теперь слава Богу здоров»[571]. В конце января Альтшуллер позволил Антону съездить в Ялту к парикмахеру, но при этом запретил пешие прогулки и мытье в ванной. Ольга недоумевала: неужели нельзя гулять по стеклянной веранде, мыться из ведра с горячей водой или протираться одеколоном? Но Антон уже не тешил себя никакими иллюзиями: «Нам с тобой осталось немного пожить». По поводу подарков он в конце концов сменил гнев на милость: из нового бумажника вышла неплохая папка для набросков к рассказам. Вскоре из Москвы прибыл подарочек получше: Ольге надоел Шнап, и она отправила его в Ялту вместе с архитектором Шаповаловым.