Жизнь Бальзака

В качестве второй приманки, которую он собирался предложить невесте, выступал «маленький дворец», который он обставлял на улице Фортюне так же лихорадочно, как барон Юло и Кревель вкладывали все деньги в любовное гнездышко для неотразимой Валери Марнеф (сравнение принадлежит Бальзаку)¹⁰⁹⁴. Дом был построен до революции финансистом Николя Божоном. Бальзак согласился купить его за 50 тысяч франков, которые впоследствии, в 1850 г., выплатила Эвелина. Через тридцать два года она продала дом за 500 тысяч франков одному из Ротшильдов. Снаружи он напоминал «казарму»¹⁰⁹⁵, внутри, после реставрации, он превратится в памятник «гигантских восточных и вавилонских пропорций», в музей, посвященный его любимой, – «как красивый храм у католиков»

¹⁰⁹⁶. С одной его стороны находился узкий сад, примыкающий к дому «художника по фамилии Гуден, который пишет отвратительные морские пейзажи»¹⁰⁹⁷, а с другой стороны находится то, что должно понравиться Эвелине: дверь, которая ведет прямо из спальни в часовню Святого Николая. Первоначальная, светская, нечестивая цель постройки дома разоблачалась в существовании тайной квартиры, в которой «могла жить женщина так, чтобы о ней не знали слуги

»¹⁰⁹⁸. «Чтобы дополнить чудо, мне осталось лишь найти в погребе клад»¹⁰⁹⁹.

Далее Бальзак начинает творить чудеса сам. Еще до 1847 г. общая стоимость меблировки «прихоти Божона» составляла 100 тысяч франков. Когда со всей Европы прибыли многочисленные ящики и сундуки, в них находились десять часов, двенадцать канделябров, 36 ваз (в основном севрских или китайских), зеркал на 1500 франков («они совершенно необходимы»), 3000 килограммов меди и позолоченной бронзы, салон белый с золотом, зеленый салон на первом этаже (зеленый – любимый цвет Эвелины), столики маркетри, отделанные малахитом, кабинет, библиотека, картинная галерея, состоящая из двадцати шести шедевров старых мастеров (по мнению Бальзака) и кресло красного дерева, которое можно опускать или поднимать на желаемую высоту. Опись имущества занимает сорок семь страниц. Обстановку каждой комнаты Бальзак продумывал со свойственной ему пунктуальностью. В ватерклозете (примерная стоимость – 1680 франков) ручка на цепи будет из зеленого богемского стекла; там также должны стоять две китайские вазы для цветов, японская чаша, биде из фарфора и красного дерева. Кроме того, ватерклозет украсят дубовое сиденье с зеленым бархатом, обитое золотыми гвоздями, две гравюры «Сидящей нимфы» Жироде и ночной горшок, «который ранее принадлежал мадам де Помпадур»¹¹⁰⁰. 23 тысячи франков, полученные за «Бедных родственников», «были проглочены, как клубника», и «25 тысяч франков за “Крестьян” развеются как дым»¹¹⁰¹, но остается надеяться, что маленькая армия строителей и декораторов этого не поймет: «Все запаздывает, а у рабочих своего рода звериное чутье – они чуют отсутствие денег и становятся хитрыми и злобными, как обезьяны; они не дадут мне ни минуты покоя»¹¹⁰²

. Бальзак все время торопил их: во-первых, потому, что спешка предполагала платежеспособность¹¹⁰³; во-вторых, потому, что дом будет закончен, а должник всегда находится в более выгодном положении, чем кредитор, – во всяком случае, так считал сам Бальзак. Вот, объяснял он после еще одного тревожного подсчета расходов, «как следует обращаться с женщинами, которые возбуждают страсть»: «Ты мой каприз, моя страсть, мой порок… моя любовница, мой товарищ, мой волчок, мой брат, моя совесть, мое счастье и моя жена, и ты должна также быть объектом моих безумств… потому что в тебе вся моя надежда и вся моя жизнь. Если бы ты только знала, как тщательно я все устраиваю!»; «И когда ты все увидишь, ты скажешь: “Как, Норе, неужели это стоит так дешево?”»¹¹⁰⁴

Неизвестно, что послужило причиной – любопытство, любовь или страх, – но в январе 1847 г. Эвелина написала, что собирается в Париж, и Бальзак снова воспылал надеждой. Его письма стали более интимными и страстными, чем когда бы то ни было. Особая откровенность таится в его признании: упреки и обвинения, к которым он обычно относился почти как к катастрофам, были частью игры: «Мы с тобой впервые будем вместе, одни, без других. Никто нас не ограничит, и мы оба сумеем вести себя так плохо, как захотим. Я буду тебя пороть, а ты меня ругать… Не сомневайся и готовься!.. Мы отправимся в Майнц: я должен заплатить 26 франков Швабу [антиквару]… Ты должна вести себя хорошо! Я осыплю тебя ласками, моя милая Лина, и позволю тебе курить целый день. Ах! Волчонок! Еще три дня!»¹¹⁰⁵