Жизнь Бальзака

Все эти библиографические курьезы были для Бальзака лишь временной работой. В то время его больше занимала другая, более традиционная альтернатива самоубийству: азартная игра. Сначала он играл со временем, затем с деньгами. Судя по письмам, сохранившимся от 1825 г., Оноре задумал нечто грандиозное³⁰⁰. В ноябре его отец упоминает о подвигах, от которых отказался бы и Геракл. До того Бальзак побывал в Турени с матерью и Анри, которому исполнилось семнадцать лет. Анри и в семнадцать обнаруживал в себе зачатки «никудышника», каким стал потом. Жили они у Жана де Маргонна в его небольшом замке в отдаленной деревне Саше. Позже Бальзак еще не раз будет бежать туда, чтобы «пополнить» свой мозг. Но, как заметила г-жа де Бальзак, «страдавшая, как все несчастные матери», он был слишком измучен, чтобы выздороветь. Вернувшись в Париж, Оноре узнал, что «Ванн-Клор», хотя и вышедший без указания фамилии автора, был проигнорирован почти всеми газетами, даже «Лорнетом», которую издавал Лепуатвен. В отчаянии издатель заменил титульный лист на оставшихся экземплярах новым, где открыто признавал, что автор – Орас де Сент-Обен. Но пресса по-прежнему молчала, за примечательным исключением Латуша. В начале 1826 г., после краткого визита Бальзака в Вильпаризи, Бернар Франсуа всерьез забеспокоился. У Оноре обнаружились некоторые симптомы туберкулеза; кроме того, у него начался нервный тик. Целых четыре дня он ничего не писал и, «страдая оттого, что до сих пор не достиг никакого полезного успеха в обществе», он страшно измучился и ослабел.

«Подвиги Геракла», которые тогда совершил Бальзак, можно назвать рытьем огромного котлована под несуществующее здание. Бальзак задумал литературный эквивалент огромной крепости и вала, которые тогда сооружали в Шербуре. Бальзак видел ход работ в 1822 г., когда жил у сестры в Байе, и писал Лоре де Берни, восхищаясь современным инженерным искусством и духом предпринимательства: «После того как я там побывал, мне кажется, что препятствий более не существует, потому что соорудили другую шкалу для сравнения невозможного». Как Бальзак объяснял в своей последующей монографии «Об Екатерине Медичи», прекрасной, хотя и отрывочной работе, напоминающей о первоначальном замысле, он «терпеливо и скрупулезно» изучал главные периоды истории Франции³⁰¹. Он собирался создать то, что в 1825 г. называл «живописной историей Франции» (Histoire de France Pittoresque)³⁰²

– не бесконечную последовательность сражений и речей, но историю общества, воссоздание «духа эпохи», «обычаев в действии». Начать он решил с произведения под названием «Отлученный от церкви», которое, впрочем, так и не закончил³⁰³. Действие происходило в Турени в конце XIV в. Его намерение обрисовать дух эпохи с помощью подробностей повседневной жизни счастливо, пожалуй даже слишком счастливо, сосуществовало с желанием занимать читателей: «В те дни повсеместно царил хаос; везде грабили. Обычным делом были убийства, кровосмешение, поджоги, преступления любого вида. Крепостных убивали как мух… Безнравственность настолько возобладала, что даже пирожным давали непристойные названия и изготовляли их в непристойной форме». Очевидно, если писать о повседневной жизни серьезно, она представала либо смешной, либо жалкой, особенно если речь шла о жизни в Средние века.

Эротические «Озорные рассказы», с их раблезианством и архаичным языком, служат свидетельством тех трудностей, с которыми столкнулся Бальзак до того, как понял, что можно писать и историю современной ему действительности. Писателю, живущему в эмоциональной ссылке в чопорном девятнадцатом веке, нетрудно было ностальгировать по времени, когда повсюду царили хаос, грабежи и разврат.

В последующие три года Бальзаку предстояло провести много времени в Королевской библиотеке. Работая там, он утверждал – и образ, который он употребил, красноречиво говорит о его подходе к знаниям, – что его труд сродни битве с многоголовой гидрой: взамен каждой отсеченной головы вырастают две новых. По настоянию отца он играл в азартную игру со временем: скоро ему исполнится тридцать. Но Бальзак приучился не терять надежды. Подобно всем азартным игрокам, он верил в различные системы. «Я играю только неофициально, – уверял он Эвелину Ганскую, когда она передала ему слова своей назойливой кузины Розали: общие знакомые видели Бальзака в игорных заведениях, – но я никогда не проигрываю»³⁰⁴

. Национальная лотерея была всего лишь «опиумом для бедных»³⁰⁵, зато колесо рулетки таило в себе волшебство. Растиньяк выигрывает огромные суммы, очевидно с помощью одной лишь силы воли³⁰⁶. Складывается впечатление, что Филипп Бридо в «Баламутке» теряет деньги не в силу законов вероятности, а просто из-за собственных глупости и жадности.