Жизнь двенадцати цезарей

Причина обеднения источников была независима от Светония и имела тесную связь с общим состоянием литературы в описываемую им эпоху.

Правление Тиберия и его преемников не могло способствовать развитию исторической литературы, которая вправе была лишь критически относиться к монархии, даже в лице ее поклонников. Еще хуже было положение литературы политической. В результате одни из произведений современных авторов истреблялись политической цензурой, другие, например мемуары, дневники, письма или заметки, уничтожались или тщательно прятались, из страха, самими авторами, а иногда их наследниками. Литературные процессы становятся опасными для обвиняемых уже под конец правления Августа, при всей его личной любви к литературе и терпимости к чужому мнению вообще, даже к несимпатичному ему. При Тиберии литературные процессы превратились в пугало для работников пера. Римский народ видел, как исторические труды авторов, вроде Тита Лабиена, Кремуция Корда, Кассия Севера и многих других, сжигали на форуме рукой палача, а авторов обезглавливали или отправляли в вечную ссылку. Даже член императорской фамилии, ученый Клавдий, позже император, не мог написать, вследствие строгости цензуры, истории новейшего времени так, как подсказывало ему его внутреннее убеждение, и должен был обратиться к древней истории. Быть историком было опасно и при Домициане, когда даже скрытые намеки стоили головы, что видно на примере несчастного Гермогена. Не все могли быть мучениками своих убеждений. История молчит и ждет счастливого времени, когда ей будет можно дать волю накипевшему негодованию, senfire quae velis et quae sentias dicere — думать что хочешь и говорить что думаешь…

И все-таки тирания, делавшая страшные усилия для уничтожения всякого беспристрастного суждения в литературе для подавления оппозиции и позволявшая писать только лесть в стихах и прозе, не достигла своей цели. Самые отъявленные изверги, вроде Калигулы, Нерона и Домициана, преследованиями исторической литературы покрыли свою память еще большим стыдом, возбудили к себе еще большее отвращение, так как их чудовищные образы рисуют в истинном свете такие авторы, как Тацит и Светоний. Почти все сочинения их льстецов — о которых может дать нам понятие хотя бы Веллей Патеркул — потеряны, как и их собственные мемуары, зато сохранились почти исключительно труды тех историков, чья душа была полна отвращения против унижения человеческого достоинства тиранией, воплощенной в лице императоров.

Светоний не только усердно собирает материалы, но и умеет отнестись к ним критически. Он отлично знает, что важно для него лично, хотя нельзя не признать, что, с нашей точки зрения, это иногда не заслуживает внимания. Образцом может служить подробное изыскание о месте рождения Калигулы[21].

Интересен тот факт, что из множества авторов, служивших источниками для книги Светония, нет ни одного грека. Маловероятно поэтому мнение, которое высказывает Thouret, что он пользовался «Историей» Азиния Поллиона, из которой он черпал весьма усердно не в латинском оригинале, а в греческой обработке. По-видимому, Светоний больше доверял своим соотечественникам. Но в том, что он читал и греческих авторов, нет сомнения[22], и не Плутарх имел его в руках, а Светоний, несомненно, читал «Сравнительные жизнеописания» последнего, — который умер уже в начале царствования Траяна, — но сумел остаться независимым от него.

Очень важно отношение Светония к Тациту. Они были современниками, вращались в одном и том же литературном кругу, оба были приятелями Плиния, — и ни один из них, как это ни странно, не называет другого по имени!

Но Тацит был значительно старше Светония. При вступлении Траяна на престол ему шел пятый десяток, а Светонию не было и тридцати лет. Произведения Тацита, бывшего консула и видного государственного деятеля, пользовались огромной известностью среди римской интеллигенции, тогда как Светоний в это время был никому не ведомым скромным ученым, что видно и из слов Плиния. Тацит мог оказывать покровительство своему собрату по перу, меж тем как последний мог лишь почтительно приближаться к нему.