Жизнь двенадцати цезарей

В свою очередь, из аристократии и лиц, отличавшихся умом или умудренных опытом, он образовал нечто вроде сената, с которым, в случае необходимости, совещался о всех более важных делах. И из молодых людей, принадлежавших к сословию всадников, он выбрал несколько человек. Они по-прежнему носили золотые перстни, но назывались «добровольцами» и стояли на часах у его спальни, вместо солдат. Кроме того, он разослал эдикты по провинциям, где требовал, чтобы каждый в отдельности и все вместе присоединялись к нему и чтобы всякий по мере сил помогал общему делу.

Приблизительно около этого времени при укреплении одного города, избранного им сборным местом для войск, нашли перстень старинной работы. На его гемме была вырезана богиня Победы с трофеем. Затем в Дертозу пришел из Александрии с грузом оружия корабль, без капитана, матросов и пассажиров. Благодаря этому, для всех стало ясно, что предпринимаемая война справедлива, ведется из честных намерений и приятна богам, как вдруг одна случайность едва не разрушила всех планов. Солдатами одного из эскадронов овладело раскаяние вследствие нарушения ими присяги. Когда Гальба подходил к лагерю, они сделали попытку отказать ему в повиновении. С трудом можно было заставить их слушаться. Кроме того, рабы, присланные одним из отпущенных Нерона, якобы в подарок Гальбе, а в действительности для его предательского умерщвления, едва не убили его, когда он шел узким переулком в баню. Но они стали советовать друг другу не упускать удобного случая. Их спросили, о каком «удобном случае» они говорили, и с помощью пытки вынудили у них признание.

Ко всем этим опасным обстоятельствам присоединилась еще смерть Виндика. Она произвела на Гальбу чрезвычайно тяжелое впечатление, он походил на человека, во всем отчаявшегося, и был близок к самоубийству. Но в это время пришли известия из столицы. Гальба узнал, что Нерон погиб и что все присягнули ему, Гальбе. Тогда он перестал называться легатом, принял титул цезаря и двинулся в путь, одетый в плащ, с привязанным к шее и свешивавшимся на грудь кинжалом. Тогу он надел лишь тогда, когда были убиты все замышлявшие государственный переворот, — городской префект Нимфидий Сабин, в Риме, и легаты — Фонтей Капитон, в Германии, и Клодий Макр, в Африке[473]

.

Гальбе предшествовала молва о его кровожадности и вместе с тем скупости — медлившие пристать к нему испанские и галльские города он наказал тяжелыми контрибуциями, а у некоторых приказал даже разрушить стены, высшие власти и прокураторов казнил вместе с женами и детьми, а поднесенный ему населением Тарраконы золотой венец, взятый из древнего храма Юпитера, пятнадцать фунтов весом, распорядился переплавить и взыскал недостававшие до полного веса три унции.

Эта молва нашла подтверждение и усилилась, лишь только он вошел в столицу. Матросы, которых Нерон из гребцов сделал настоящими солдатами, отвечали отказом на требование Гальбы нести прежнюю службу и, кроме того, настойчиво требовали себе орла и военных значков. Тогда он не только разогнал бунтовщиков, приказав коннице атаковать их, но и подверг децимации[474]. Затем он распустил и без всякой награды отослал на родину когорту германцев — набранную когда-то прежними императорами в качестве телохранителей и неоднократно доказавшую свою непоколебимую верность — под тем предлогом, что она более расположена к Гнею Долабелле, близ садов которого стояла лагерем. Про него рассказывали, с целью посмеяться над ним, — неизвестно, была ли это правда или ложь — следующее: когда ему подали более роскошный обед, чем всегда, он вздохнул, затем, каждый раз, когда его эконом подавал ему краткий счет расходов, он протягивал ему небольшое блюдо с овощами, в награду за его трудолюбие и прилежание, флейтисту же Кану, игра которого очень понравилась ему, подарил пять денариев, вынув из своего кошелька[475]

.

Вот почему его прибытие никем не было встречено с радостью, в чем можно было убедиться в ближайшее театральное представление. Когда, по крайней мере, в одной из ателлан запели всем известную песню «Пришел Онезим из деревни», вся публика дружно докончила песню и несколько раз повторила стих, сопровождая его соответствующей жестикуляцией. Таким образом, его любили и уважали больше тогда, когда он добивался престола, нежели тогда, когда сделался императором, хотя он дал много доказательств, заставлявших видеть в нем превосходного правителя. К сожалению, тогдашние его поступки не возбудили столько любви к нему, сколько возбудило ненависти его последующее поведение.