Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

Не угрозами заставят меня сделать то, чего от меня хотят. Вы хотите войны; я ее не хочу. Хорошо же: мы будем воевать; мы довершим разорение Европы; мы прольем много крови; мы снова заставим страдать человечество, и что же может от этого выиграть тот или другой из нас? Ровно ничего: мы только истощим друг друга. Я не скрыл от вас, что я вооружаюсь; ваши вооружения заставляют меня продолжать мои; необходимо, чтобы я держался в уровень с вами и делал с моей стороны все то, что вы делаете с вашей; ваши вооружения уже обошлись мне в сто миллионов, которые я должен был употребить на мои, отклоняя их от иных назначений; вы препятствуете мне заключить договор с Англией; вы принуждаете меня ослабить усилия, которые я сделал бы для подавления волнений в Испании; вы заставляете возлагать на мою страну новые тягости; одного положения, принятого вами, достаточно, чтобы связать меня во всех моих предприятиях. Когда великая держава, какова Россия, восстает на вас, то она естественно отвлекает вас от прочих дел, которые у вас на руках. Император Александр более меня не любит; он забывает, чем он мне обязан; он не хочет помнить, что после Фридландской битвы я через десять дней мог бы быть в Вильне, что я мог бы восстановить Польское королевство, чего вы так напрасно боитесь, но чего я не хотел тогда, и не мог хотеть впоследствии. Назовем вещи по имени: вас раздражает герцогство Варшавское, вы хотите захватить его». – Я снова осмелился прервать Е. И. и К. В-во и заметить ему, что я не понимаю, откуда он может выводить такие заключения; что, по искреннему моему убеждению, в мыслях В. В-ва никогда не бывало ничего подобного; что по всему тому, что мне известно о Ваших намерениях, я в том могу поручиться. – «Как ни старались бы вы, князь Куракин, меня разуверить, я настаиваю на своем; повторяю, что вы ничего не знаете о намерениях вашего кабинета; тайны его вам неизвестны; все, что у вас делается, клонится лишь к этой цели; но теперь моя честь требует, чтобы я поддержал целость этого государства, состоящего под моим покровительством; в этом замешано мое доброе имя; я не могу допустить, чтобы вы отняли у него пядь земли. Отчего Император Александр отказался в Тильзите от первого плана, который я ему предложил? Принявши его, он бы теперь был избавлен от беспокойств, которые причиняет ему это Варшавское герцогство. Почему в 1809 году так медленно двигалась и действовала русская армия? Если бы она поспешила занять Галицию, как ей и следовало сделать, – Галиция осталась бы за вами; не я виновен в том, что вы этого не захотели, и однако же, одной из статей Венского трактата, я выговорил для вас уступку Австрией округа Галиции в 400 тысяч жителей. У вас не могут не знать, что Император Австрийский для того, чтобы не нарушить целости своих немецких провинций, предлагал уступить мне обе Галиции и что в это время, если бы я того захотел, я опять мог бы восстановить Польшу. Отчего Император Александр для того, чтобы успокоиться окончательно насчет новых своих подданных, бывших поляков, и насчет восстановления Польши, не захотел заключить на ее счет конвенцию, о которой мы уславливались, согласясь на изменения в редакции первой статьи, мною предложенные? Ибо граф Румянцев предложил ему эту статью в выражениях, возлагавших на меня обязательства сверх человеческих сил и которые я, следовательно, не мог принять на себя. С тех пор об этой конвенции не было более речи, и она предана забвению, несмотря на все приятные и полезные последствия, которые она вам обещала. Отчего Император Александр не поручил вам заключить ее со мною?

Отчего не уполномочил он вас на это? Мы бы согласились, и она давно была бы заключена. Мне теперь грозят у вас на деле, но я уже сказал вам, что я не привык бояться угроз: не ими удастся меня поколебать. Вы хотите Варшавского герцогства, вы хотите Данцига, – я знаю, что вы их хотите, – вы ищете лишь пустых предлогов, чтобы начать войну, предполагая, что вы войною добьетесь своего; но если Император Александр, склоняясь к коварным советам, непременно хочет ее начать, – повторяю, что я готов ее вести. Я вооружаюсь, – я это вам сказал, – и вооружусь еще более; при первом известии о враждебном движении ваших войск сяду на коня; воевать мне не учиться; войною, моими компаниями, моими победами удалось мне сделаться тем, что я теперь. Что выиграет Император Александр, сразившись со мною? Мы навлечем лишь бедствия на наши государства; ваши войска храбры, и я могу претерпеть неудачи; но если счастье окажется на моей стороне, Россия очень может раскаяться в том, что столь необдуманно предприняла эту войну, без всякого повода с моей стороны. Поистине не могу понять ослепления, господствующего у вас; по-видимому, не хотят и подумать о случайностях будущего, и эта новая система, которую приняли у вас и которой, по-видимому, решились держаться, также необъяснима! Я, по крайней мере, ее не понимаю.