Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные

Беженцы, скупленные по дешевке в голодный год, давно уже все были при деле. Пополнение набиралось, в случае нужды, из числа сезонных лесорубов, пильщиков и возчиков, во множестве приходивших на заработки с пашпортами от земских комиссаров. Незадолго до смерти Петр издал указ, разрешающий оставлять при заводах любого работника даже без согласия владельца - заплатив помещику пятьдесят рублей за него. Очень дорого: не всякий мужик того стоит. Крестьянские парни, кто посмышленей, поступали в подмастерья на испытательный срок; если через год или два старший мастер говорил, что детина добр и хорошо науку приемлет, такому предлагался выкуп из холопского звания и контракт на семь лет. За этот срок пятьдесят рублей, обращенные в беспроцентную ссуду, гасились вычетами из жалованья; по окончании контракта мастеровой должен был становиться вольным. Должен был - потому что дорожку сию никто еще не успел пройти до конца. У меня не успел. А в британских колониях, откуда я позаимствовал (с необходимыми изменениями) эту систему, она хорошо работала.

Но вот беда: кроме мастеровых, в возрастающем числе требовались инженеры, навигаторы, приказчики со знанием двойной бухгалтерии и чужеземных языков - желательно доморощенные, которые не предадут и не убегут. Дорожка была накатана: у Магницкого в Москве моих воспитанников принимали, в лондонских коммерческих училищах - тоже; однако из крестьянских детей, прошедших цифирные школы, очень немногие годились в дальнейшую учебу.

Те, кто готов безоглядно отрешиться от образа жизни и чувствования, завещанного предками, составляют обычно слабое меньшинство. А добродушные селяне, если простейшую грамоту и счет все же (не без споров) признавали полезными, то более утонченные науки мыслили губительными для здравого рассудка и христианской души.

Может, поэтому - а может, с непривычки к отвлеченному мышлению, естественной у тех, кто рожден среди неграмотных, - слишком сложные предметы большинству учеников просто в голову не лезли. Одно-два поколения пропустить через школы - и препятствие исчезнет; но я не Бог, чтоб иметь столько времени и терпения. Идея пройти по стране широким бреднем в поиске годных опиралась на предположение, что умственные силы любого народа редко используются полностью. Взгляните на историю человечества: бывают кратковременные эпохи, когда таланты вылезают на поверхность, словно грибы после теплого дождя. Что же в иные времена - они не родятся? Думаю, что родятся. Но пропадают невостребованными. Такова одна из обыденных трагедий нашей жизни. Встретившись в Петербурге с Феофаном, я уговорил Преосвященного разослать по приходам отеческое циркулярное послание: священник, нашедший грамотного и желающего учиться (но не имеющего такой возможности) отрока, получит воздаяние деньгами, а упомянутый отрок пойдет моим коштом в Навигацкую школу. Буде таковой принадлежит к холопскому сословию - выкуплю. Особое предпочтение сиротам. После учебы - место в одной из торговых компаний, семилетний контракт, потом воля.

К случившемуся наплыву сирот мои служители оказались не готовы. По правде сказать, не все приемыши отвечали установленным критериям: многие даже букв не знали; были почти взрослые и совсем маленькие; однако я не велел никого отсылать. Поручил сортировку опытному учителю: кого в Москву, кого в цифирную школу, кого на завод учеником. Жить развели по семьям в заводском поселке. Которые не хотели принимать - тем пообещали черкесят. Эти сопливые разбойники уже успели пустить о себе громкую славу по всем моим владениям. Представьте коллизию: дети народа, считающего ловкую кражу доблестью - и крестьяне, не привыкшие запирать избы. Бывали случаи, когда воришка бросался с ножиком на хозяина, застигшего его с поличным. Впрочем, за полгода острые грани попритерлись: кто-то унялся, кто-то сбежал, кому-то свернули шею, как куренку. Русский мужик миролюбив - но только пока его не рассердят.

Пойманных беглецов на прежнее место не возвращали. Судя по рассказам, побуждением чаще всего служила крестьянская лапа, взявшая за шкирку: 'ты, паря, исчезни отседова, чтоб нам греха на душу не брать!' Этим служила пристанищем штрафная команда при заводе. Некоторое время назад я злоупотребил генеральскими возможностями и перевел в заводскую стражу полторы дюжины старых солдат и унтеров - так что непокорных мог давить вполне по-армейски. Армия переламывает и перемалывает любого строптивца; это всего лишь вопрос времени. Но однажды мне просто жаль, по-человечеству, стало худых, оборванных, исхлестанных плетью подростков; надоело встречать их полные затаенной ненависти взгляды. Старость, наверно, постучалась в душу: если так дальше пойдет, с годами уподоблюсь Апраксину.