Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные

Через сутки после боя, когда мой сотоварищ отчасти унял негодование против меня, получилось уговорить его на военный совет с участием штаб-офицеров. Прежде я не видел нужды интересоваться их мнениями; теперь же корабль совместного военачальствования надлежало посильней забалластировать для устойчивости. Добавочный резон: сказанное на совете записывается (в отличие от приватных бесед с вице-адмиралом). Я льстил себя надеждой использовать сию особенность для нажима на моряков.

Черта с два! Капитаны с готовностью рассуждали, остаться ли под Керчью или возвратиться в Таганрогский залив, и надо ли выслать корабли в Черное море для крейсирования; однако мой вопрос о защите морских крепостей со стороны суши обходили красноречивым молчанием. Даже на земляные работы никого не дали. Дескать, матросы нужны для заделки пробоин и на помпах. Получилось выторговать лишь гребцов на скампавеи, взамен солдат, да сотню пудов пороха.

Судя по всему, во флоте возобладало мнение, что ратных трудов на их долю довольно, а понесенный в баталиях ущерб оправдывает бездействие и защитит от государева гнева.

- Господа, - смирившись с неизбежным, я обращался больше к секретарю, ведущему запись, - армия ожидает от вас помощи хотя бы в перевозке войск. Если Тульский полк и канонирские роты азовского гарнизона прибудут сюда раньше, нежели турецкий корпус, то берега пролива останутся за нами. В противном случае попытки удержать их бессмысленны.

Извоз был обещан. Впрочем - по возможности. Смотрели при этом с некоторым равнодушием, как на человека заслуженного, но не очень нужного впредь. Мои средства воздействия на вице-адмирала явно иссякли. Оставалось ждать: часть эскадры ушла к Таганскому Рогу, другая осталась у мыса Ак-Бурун. Шлюпки целыми днями паслись вокруг затопленных турецких судов: пушечная бронза стоит восемь рублей за пуд, и было бы нерасчетливо целое сокровище оставить на дне, при глубине меньше трех сажен. Меня раздражали эти меркантильные усилия (как и вообще всё на свете). Уйти, разрушив уцелевшие укрепления, или восстановить оные и остаться на месте - громадная разница. Мечтал о завоевании, а получился набег.

Мучила мысль, не сам ли я виноват в таком положении: может, следовало отложить сию акцию до сентября, как изначально планировал? Рассудок говорил 'нет'. Вряд ли неприятели хранили бы неподвижность всё это время: не атакуешь ты - атакуют тебя. Но чувство вины и сожаления не оставляло.

Расчет времени по татарской коннице оправдался. Уже через день после еникальского взятия тысячные массы ее носились под самыми стенами: едва успели спасти осадную батарею. Мы отгоняли всадников выстрелами; они не оставались в долгу, пуская навесом тучи стрел, коими переранили многих. Я сам в невинной ситуации, отдавая распоряжения на внутреннем крепостном дворе, чуть не упал от сильного удара. Оглянулся: из моего плеча торчит древко с пестрыми перьями. Только тогда почувствовал боль. Повернулся спиной к подчиненному:

- Выдерни эту гадость!

Выдернули, забинтовали. Рана не тяжелая. Но беспокоит. Беспокоит и гнетет. Будто знамение свыше: 'ступай прочь, кончилась твоя удача'! И впрямь, неожиданно скоро в Керчь ворвалась вражеская пехота. Не какой-нибудь сброд, а настоящие янычары. Рота, сидевшая в старой крепости, имела приказ не упорствовать против превосходящих сил. Отразив первую атаку, капитан посадил людей в лодки и явился ко мне, прихватив попавшего в наши руки раненого турка. Пленник поведал, что с Перекопа отправлен десятитысячный отряд. Саадет-Гирей, встревоженный за судьбу Крыма, приказал своим воинам отдать янычарам заводных коней - потому и доскакали так быстро. Пока только авангард, остальные будут завтра. Артиллерия? Топчи-баши собирался взять пушки в Кафе, чтоб не везти издалека.

Может, 'язык' и сгущал краски, желая нас напугать - но сказанное походило на правду. Так и должен был действовать неприятель. При нынешнем состоянии крепостных верков он мог обойтись даже без пушек: требовались месяцы, чтобы исправить разрушения, нами самими сделанные. На подмогу надеяться не следовало, поскольку стоял штиль, а последние уцелевшие струги я придержал для собственного отхода. Известив вице-адмирала, велел готовить бастионы к взрыву (на то и порох у моряков выпрашивал). Морские орудия заблаговременно вернул флотским, чтобы не усугублять распри, с трофейными же, большей частью ломаными, поступил иначе.