- А то, что князь Александр Данилович старшую дочку за его сына сосватал, знаешь? Да еще, по слухам, Светлейший на Курляндское герцогство облизывается, и потому нуждается в дружбе поляков. Вот теперь подумай, какое в Санкт-Петербурге настроение, и станут ли первые люди за казаков вступаться. При государе Алексее Михайловиче у бояр сомнений не было, кто им ближе - православные хлопы или римской веры шляхта. Теперь все иначе: скорее, сословный дух перевесит. Не дождетесь вы заступничества. Хотел бы ошибиться, но это вряд ли.
- Куда ж деваться, господин генерал?
- Переходите в российские земли. На Ингул или Буг. Или в днепровские низовья, к Таванскому городку. На этой границе теперь спокойно: Менгли-Гирей по весне из Крыма не вышел.
- Да те полки, у них одно имя казачье - а воли казачьей нет.
- Хотите воли - пожалуйте на Терек. Или на Куму, меж калмыков и Кабарды. Найду вам место.
- На Терек? Чтоб каждый день кровью умываться?!
- А ты чего хочешь? Покой и волю вместе? Так не бывает.
Загрустил есаул. Жаль было его огорчать - но обманывать ложной надеждой казалось бесчестно. А ожидать добра из Петербурга... Вот удивительно: при Екатерине близость к трону таких корифеев дипломатии, как Толстой, Головкин и Остерман, не сообщала иностранной политике нашей ни капли ума и дальновидности. Главные идеи - на уровне прачки или стряпухи, попущением небес очутившейся у власти: помочь зятю, герцогу Голштинскому, в приобретении Шлезвига, или помочь старому другу Данилычу в приобретении Курляндии... Какая польза от этого России? Боюсь, никто даже не задумывался. Помимо прочего, оба дела велись настолько неловко, что ничего, кроме позора, империи не принесли. Заступничество за православных, гонимых в Польше и Венгрии, могло бы стать путеводной звездой, центром духовного единения всех сословий - но болезнь зашла слишком далеко, до полной потери правителями государственного смысла. В особенности новые люди, выдвинутые Петром, утратили без него всякий компас и преследовали одни приватные цели.
Несколькими днями позже я улучил момент для конфиденциальной беседы с князем. Наружный слой разговора не содержал ничего лакомого для длинных ушей: всего лишь план расквартирования войск в приграничных городах, а впридачу - предложение сохранять (вопреки сложившимся обыкновениям) дивизионные и общеармейские штабы в мирное время. Иначе первая кампания любой войны окажется скомкана: губернские власти заведомо неспособны должным образом провести все нужные приготовления. Обширность территории не позволяет нам соперничать с эвентуальными противниками по скорости сосредоточения войск и подвоза провианта. Нехватка же хороших офицеров требует более частой, нежели в иных странах, инспекции полков вышестоящим командованием.
Голицын не далее как в прошлом году на себе испытал проистекающие из необъятности российских пространств невзгоды. Посему возражений не последовало. Впрочем, князь выразил сомнение в готовности генералитета годами скучать в отдаленных провинциях, вдали от источника наград и чинов. На мою откровенную ухмылку он заметил, что государыня, судя по последним действиям, старается угождать всем и сохранять баланс между партиями. Если разумно себя вести - возвращение в Петербург не опасно.
- Вот это 'если', князь Михаил Михайлович, к исполнению очень трудно. Дворцовый паркет, знаешь ли, скользкий... Ладно, я выкажу покорство. Но поверят ли мне? Боюсь, что нет. Светлейший не забудет старую вражду: люди скорей прощают тех, кто им причинил вред, нежели тех, кому они сами сделали гадость.
- Ну, Александр Иванович... Полагаю, прошлогодние баталии принесли тебе довольно славы, чтобы прикрыть от интриг недоброжелателей. Им нечего противопоставить столь блестящим победам.
- К сожалению, победы сии остались почти бесплодны в части государственных выгод. Репутацию - да, пожалуй, улучшили. Пишут, молодые офицеры десятками подавали прошения о переводе в азовскую гребную флотилию. Даже из гвардии, чего сроду не бывало. Но популярность - палка о двух концах. Есть множество недовольных, коим нужен вождь - и я боюсь оказаться в двусмысленной ситуации, когда они начнут примерять на меня эту должность.
- А ты, стало быть, не претендуешь?
Князь впился в меня внимательным взором. Я доброжелательно улыбнулся в ответ:
- Просто не гожусь. В борьбе придворных партий мои неприятели заведомо искусней. Убежден, что благородные люди рано или поздно соединятся против гнусных интриганов - и готов оказать любую поддержку - но играть первую роль должны те, кому она принадлежит по праву.
Казалось несомненным, что старая аристократия попытается вернуть утраченные в прежнее царствование преимущества, и мои симпатии клонились на ее сторону. Слишком уж грязны были те, кто поднялся 'из грязи в князи'. Слишком очевидна несправедливость. Голицын, как военачальник, явно талантливей Меншикова - но до самого последнего времени отставал в чинах на два ранга. Знатное происхождение не всегда пособие карьере, иной раз - и препятствие. Петр, видимо, не хотел усиливать и без того влиятельный род.