Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043 (СИ)

В лагере ничего интересного не происходило. Между сотней разномастных палаток и автофургончиков сновал туда-сюда народ. Вонь, мухи, несчастные лица. Со стороны города подъехал грузовик. Мы, было, напряглись, но из грузовика начали выгружать упаковки с водой и консервами, мешки, бочонки. Люди встали в очередь, кто-то выкрикивал имена, где-то началась ругань. Из одного джипа с пулемётом вылез солдат. Я глянул на него повнимательнее и спокойно вздохнул: этот был не в бандане, а в каске, сутулился, потел, снимал каску, вытирался платочком, потом аккуратно складывал платочек вчетверо и убирал в нагрудный карман. Всё его существо излучало неуместную интеллигентность, годы сидения за монитором, полный пофигизм и усталость. Он просто ждал конца смены, а не сидел в засаде с пальцем на курке. Поэтому, когда в десяти метрах мимо него в обратном направлении прошёл старпом, солдат на него даже не посмотрел.

– Идёт! Ура! – я ткнул бородатого в рёбра.

По довольной морде старпома за версту было ясно, что наши неприятности остались позади. Он ещё издалека помахал нам рукой, и мы пошли навстречу.

Пока втроём мы пробирались к шлагбауму через лагерь беженцев, Сергей сообщил, что на той стороне нас давно ждут. Оставшиеся в живых китайцы с мексиканцами добрались-таки до границы и предупредили коменданта, что сзади идут ещё бойцы с американским империализмом. Наша группа тоже благополучно прибыла в Тихуану, и благодаря заботам мексиканских сокамерников, не кормит мух перед границей, и не отправилась в фильтрационный лагерь, как это делают со всеми белыми, а живёт в приличной гостинице, и ждёт нас.

Мы подошли к шлагбауму. По эту сторону стоял худой офицер и два солдата. По ту – длинный ярко красный кабриолет, бронетранспортёр российского производства с нарисованным на башне орлом, держащим в когтях звёздно-полосатую змею, два пегих бронированных УАЗика с бойницами, из которых торчали стволы, а рядом стоял излучающий улыбку мексиканец с погонами майора. Убивало то, что личного оружия у него не было, и американского коллегу он как бы вообще не видел. Он подождал, когда мы подойдём поближе, развёл руки в стороны, улыбнулся ещё шире, и пошёл навстречу. Амеры сделали какое-то движение, но майор обошёл их, опущенный шлагбаум, обнял каждого из нас, словно мы были его лучшими друзьями, и широко махнул рукой:

– Добро пожаловать друзя рандушна Мексика! – сказал он по-русски, явно не понимая смысла сказанных слов кроме последнего, но твёрдо зная, что эти слова – хорошие.

Мы обошли кислолицых амеров, шлагбаум, сели в кабриолет, вся колонна взревела двигателями, и покатила в сторону города.

За пятнадцать минут мы пересекли шоссе, которое шло вдоль рядов колючки и, видимо, давно было превращено в контрольно-следовую полосу с жуткими табличками "Мины". Потом по мосту переехали какую-то красивую речку, которая текла в сторону океана почти параллельно границе, по двухуровневой развязке обогнули огромную территорию аэропорта, проехали несколько офисных высоток, ещё одну полосу колючки, и вскоре остановились около семиэтажного здания гостиницы с плоской крышей и надписью "Авенида революсьон". Всё время, что мы ехали, майор, сидевший на переднем сидении, не переставал улыбаться. Он смотрел на нас – и улыбался. Смотрел на горы, которые надвигались прямо на город, на реку, разрезающую север города каньоном, на высотки делового центра, на пёстрый бедняцкий район на склоне горы – и всему улыбался. Это был толстый, домашнего вида дядька, классический мексиканец, волей судьбы одетый не в пончо и сомбреро, а в военную форму с коротким рукавом. Я тоже смотрел по сторонам и улыбался. И мои товарищи улыбались. В голове не укладывалось, что все американские кошмары остались позади, и что скоро мы поедим, выспимся, а там, даст бог, и домой поедем. Даже то, что дома меня ждёт года три тюрьмы, меня уже не пугало. Уж лучше тюрьма в России, чем свобода в Америке!

Из гостиницы вывалила группа мексиканцев, и заорала: "Старпому – виват! Микола! Живой! КГБ, задание выполнил?"

Мы не сразу узнали подраненного Лёху, Ваню и других наших. Те были без бород, одеты в серые национальные мексиканские костюмы с коротким пиджаком, белой рубахой и высокими брюками, подпоясанными красным платком, и малость пьяны. Мы зашли в гостиницу, и нас тут же провели в отдельный зал. Майор так же широко обвёл рукой длинный стол, и молвил:

– Кушать подано! Дела потом!

– Семь четушек в три ряда! – удивлённо ахнул старпом.

– А молока холодного с хлебом нету? – спросил я, но меня не услышали.

Пятиметровый стол ломился от разных бутылок, тарелок и ваз. Полутёмный зал по стенам был украшен картинами, на которых красно-зелёные схематичные индейцы с копьями и щитами то ли играют в куклы, то ли отрезают кому-то головы. Запахи стояли такие, что я забыл про раненую ногу, и решил, что сначала перекушу, а уж потом похромаю в ближайший госпиталь.