Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043

Забавные всё-таки ощущения: после постоянно качающейся палубы идти по твёрдой земле! Уже вечерело, но было по-прежнему душно. Нас построили в колонну по четыре и повели прочь от берега. Колонна наша оказалась на четыре шеренги короче, чем пять дней назад. Народ шёл спотыкаясь, широко расставляя ноги, держась друг за друга. Со стороны, наверно, это выглядело, как шествие пьяниц и нищих. Я успел разглядеть, что высадили нас на небольшой полуостров, возвышающийся над водой на какой-то метр. Со всех сторон вода, дальше ещё один полуостров, а вот ещё дальше… Когда вестибулярный аппарат немного привык к отсутствию качки и мы смогли смотреть не только под ноги, но и в стороны, то постепенно разглядели огромный красивейший мост с соседнего полуострова до материка. На материке стояли небоскрёбы, перед ними простирался залив с песчаным пляжем, а за небоскрёбами в дымке проступали горы. Город тянулся до самых гор, теряя этажность и прорастая пальмами. Красота была, конечно, сказочная. Хотя, продвигаясь вглубь полуострова, я понял, что и на этом пляже красоток не найду. По всей длине залива Сан-Диего, сколько хватало глаз, возвышались ангары, в воду на сотни метров выдавались пирсы, около которых стояли разномастные корабли и гидросамолёты. Было несколько военных кораблей типа наших эсминцев, два десантных, но в основном разгружались различные сухогрузы и контейнеровозы, а в океане, на горизонте, я разглядел силуэт авианосца и пары кораблей помельче. Гидросамолёты были разные. Я насчитал два больших военных с плоскими тарелками локаторов на голове и штук шесть пассажирских, мест примерно на пятнадцать. И весь пляж был завален обломками досок, заставлен бочками и ящиками, туда-сюда ездили машины, над контейнеровозами трудились портовые краны, в сторонке пыхтел тепловоз. Картина сильно напоминала родной порт Владивостока. Только мост у нас прямой, а здешний изогнут горбом. Была ещё какая-то существенная разница, но уловить её я пока не мог.

Мы с интересом разглядывали окрестности. Кто-то дальнозоркий из наших, сощурившись, сообщил, что в небоскрёбах многие окна выбиты, и вообще, выглядят они изрядно потрёпанными.

Мексиканцы оживлённо показывали руками куда-то в сторону залива и улыбались. Как сказал шедший рядом старпом – там недалеко была их Мексика. Не знаю почему, но я порадовался за мексиканцев. Близость родного дома всегда ободряет, придаёт силы! Их наверняка отпустят через месяц-другой. А вот нас – вряд ли. Нам надо будет прорываться через кордоны, автоматчиков и колючку. И вряд ли у нас это получится.

Я ощупал револьвер, ещё раз оглядел порт, тянувшийся по всей длине кишкообразного залива до самого горизонта, и понял, в чём разница. Во Владивостоке порт работает в обычном режиме. А тут – аврал. На этом пляже не должны стоять джипы, а солдаты вместе с гражданскими работягами таскать какие-то ящики! Тут не запланировано место для такого количества судов и грузовиков! Небоскрёбы не должны соседствовать с военным аэродромом, который, как мы разглядели, гудел на косе рядом с Сити! Перед нами была типичная картина прифронтового города-порта. Над водой тянулся сизый дым от выхлопа. Курорт тут, видимо, когда-то был шикарный. Но сейчас о нём напоминали разве что кучи сломанных пляжных кресел.

Часа через четыре марша и остановок по непонятным нам причинам, когда у нас уже стали подгибаться ноги, наша колонна упёрлась в огромное здание стадиона. Ворота открылись, и нас выгнали прямиком на футбольное поле. Посредине стояло две бочки с водой, два ящика с чёрным хлебом, а на земле валялась гора ярко жёлтых кукурузных початков. В штрафной площади перед дальними воротами сидело человек тридцать, которые, завидев нас, повскакали, закричали и замахали руками. Наши мексиканцы заорали им в ответ и побежали обниматься, не забыв по дороге прихватить хлеб и кукурузу.

Еда из центрального круга перекочевала в наши желудки минут за десять. Мы попадали на густой газон, который не видел стрижки уже, наверно, не один год. То там, то тут ровными рядами пробивались лопухи, а во вратарской рос чахлый кустарник. Трибун не было вовсе, из бетона местами торчала ржавая арматура. Огромная рама электронного табло была пуста. Охрана нам приказала за пределы поля не выходить и ушла, заперев за собой высокие ворота. Кто бы стал по нам стрелять, если бы мы нарушили приказ и полезли на трибуны – непонятно. Но высота чаши стадиона была метров пятнадцать, поэтому прыгать через край на бетонные плиты желающих всё равно бы не нашлось.

Мы уселись покучней и стали думать. Идеи были далеки от жизнерадостных.