Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина

– Глупуй ты, Талдыка, – посочувствовал Шикалов. – Не зря у тебя такая фамилия. Бригадир, а калганом своим сообразить не можешь, что Николай, он был опосля. А до его еще был Керенский.

– Даже противно слушать, – выходил из себя Талдыкин. – Керенский разве ж царь был?

– А кто ж?

– Пример–министр.

– Путаешь, – вздохнул Шикалов. – Все на свете перепутал. Как Керенского звали?

– Александр Федорович.

– Во. А царь был Николай Александрович. Стало быть, евонный сын.

У Талдыкина кругом пошла голова. Хотел возразить, да не знал что.

– Ну хорошо, – сказал он. – А когда же, по–твоему, была революция?

– Кака революция?

– Октябрьская. – Талдыкин напирал на то, что было ему известно доподлинно. – Она была в семнадцатом годе.

– Это я не знаю, – решительно мотнул головой Шикалов. – Я в семнадцатом тож в Петербурде служил.

– Так она ж в Петербурде и была, – обрадовался Талдыкин.

– Нет, – убежденно сказал Шикалов. – Может, где в другом месте и была, а в Петербурде не было.

Последнее сообщение окончательно сбило с толку Талдыкина. До сих пор считал он себя знакомым с историей вопроса, знал, что, где и в какой последовательности происходило, но Шикалов осветил все настолько по–новому, что Талдыкин подумал, подумал и, сводя все на нет, сказал неуверенно:

– А сейчас, я слыхал, эти самые демонстрации вовсе и не разгоняют. Племяш мой прошлый год в Москву попал на Первое мая, и вот, говорит, идет через площадь народу целая масса, кричат «ура», а Сталин стоит на Мамзолее и ручкой помахивает.

Из окна высунулся Килин и велел Шикалову подняться в контору. Шикалов поднялся. В председательском кабинете кипела работа. От табачного дыма было темно, как в бане. Примостившись на краешке письменного стола, парторг карандашом писал, кому за кем выступать, сразу определяя, где, какие (бурные, продолжительные или простые) должны быть аплодисменты. Написанное подвигал председателю, а тот хотя и одним пальцем, но довольно бойко перестукивал все на машинке.

– Ну, что скажешь, Шикалов? – спросил Килин, не отрываясь от своего сочинения.

– Да вот. – Шикалов подошел к столу. – Все, стало быть, сделано, как велели.

– Значит, всех разогнали?

– Всех, – подтвердил бригадир.

– Всех до одного?

– До одного. Талдыка один остался. Прогнать?

– Пока не надо. Возьми его в помощь, и чтоб через полчаса все, как один человек, снова были перед конторой. Кто не придет – перепишешь. – Парторг, подняв голову, посмотрел в глаза бригадира. – А кто откажется, будет сваливать на хворость или еще чего – двадцать пять трудодней штрафу, и ни грамма меньше. Ты меня понял, Шикалов?

– Угу, – мрачно кивнул Шикалов. – Можно сполнять?

– Валяй, – разрешил парторг, снова утыкаясь в письмо.

Шикалов вышел. Талдыкин сидел на крылечке, курил.

– Пошли, – на ходу коротко бросил Шикалов.

Талдыкин встал и пошел рядом. Пройдя шагов пятьдесят, догадался спросить:

– Куды идем?

– Народ обратно сгонять.

Нельзя сказать, чтобы Талдыкин прямо рот раскрыл от удивления или еще чего–нибудь, но все же полюбопытствовал:

– А почто ж разгоняли?

Тут Шикалов остановился и посмотрел на Талдыкина. Там, в конторе, он нисколько не удивился, ибо вообще не умел удивляться. Сказано разогнать – разогнал. Приказано согнать обратно – пожалуйста. Вопрос товарища заставил его задуматься, может быть, первый раз в жизни. Действительно, а зачем же тогда разгоняли? Почесал Шикалов в затылке, подумал и догадался:

– А я понял почто. Чтоб место освободить.

– Для кого?

– Как для кого? Для народа. Чтоб было куда сгонять.

Тут уж Талдыкин не выдержал и возмутился.

– Во, – покрутил у виска пальцем. – Я, может, и глупой, но у тебя–то калган и вовсе не варит.

– А у тебе варит?

– А у мене варит.

– Ладно, пущай, – согласился Шикалов. – Пущай у тебе варит. Тогда ты мне разобъясни, для чего народ разгоняли?

– Для удовольствия, – сказал Талдыкин уверенно.

– Ну и ляпнул! – покрутил головой Шикалов. – Для кого же здесь удовольствие?

– Для начальства, – сказал Талдыкин. – Для него народ вроде бабы. Ежли ты ее попросил, а она тут же тебе согласилась, то интересу никакого в ней нет. А вот ежли она сперва попротивилась, побрыкалась, а уж после ты ее взял, то в этом и есть самое удовольствие.

– Это ты правильно говоришь, – оживился Шикалов. – Помню, в Петербурде у меня была одна дамочка…

Что за дамочка была у Шикалова и какая между ними приключилась история, автор, за давностью лет, признаться, не помнит, но что известно доподлинно, кворум возле крыльца конторы через некоторое время был восстановлен. И действительно (Талдыкин был прав), народ в этот раз понемногу сопротивлялся, и приходилось на каждого воздействовать по отдельности (кому в шею, кому под зад). Но ведь так и должно быть (и в этом прав был Талдыкин): без сопротивления у победителя нет удовольствия от победы.

6

Митинг – это такое мероприятие, когда собирается много народу и одни говорят то, что не думают, а другие думают то, что не говорят.