Жизнь и реформы

Конечно, вопросы такого рода решаются иначе в условиях насильственных революций. Там не до маневров — разогнали старое правительство, на другой день заседает новое, пусть даже не имея никаких навыков, необходимых знаний. Но ведь в том-то и дело, что мы видели в перестройке не насильственную революцию, а мирный процесс реформ, исключающий катаклизмы и связанные с ним разрушения производительных сил общества, бедствия и страдания людей. Требуется величайшее искусство, чтобы оптимально выбрать момент передачи власти. Сделать это только тогда, когда она будет использована свободно избранными представителями народа для углубления демократизации, продолжения реформ, направленных на создание правового государства, социально ориентированной рыночной экономики и т. д.

К величайшему сожалению, нам не удалось завершить эту решающую операцию в оптимальный момент.

А теперь постараюсь воспроизвести ход событий. В принципиальном плане решение об отказе КПСС от монопольного положения со всеми вытекающими отсюда последствиями (многопартийная система, допуск политической оппозиции и др.) было принято еще XIX общепартийной конференцией. Но если другие элементы политической реформы, прежде всего свободные выборы и создание парламента, предполагалось осуществить без промедления, то переход к многопартийности «планировался» как следующий этап реформы. Его не собирались откладывать в долгий ящик, но и торопиться намерения не было. Мы провели много часов в дискуссиях на эту тему, и все принимавшие в них участие сходились на том, что партия должна оставаться гарантом стабильности до тех пор, пока новая политическая структура не заработает достаточно эффективно. Сроки при этом, естественно, не назывались, а в размышлениях, прикидках считалось, что протянется не менее двух-трех лет, прежде чем окрепнет парламент и сложатся нормальные условия для формирования многопартийной системы.

Хочу привлечь внимание читателей к тому, что в то время никто еще не осмеливался бросать прямой вызов партийному руководству обществом. Самые отчаянные «бунтари» рассуждали об идейном и политическом плюрализме с обязательной оговоркой об «авангардной роли КПСС». Таким образом, партия по собственной инициативе

отказалась от бесконтрольного владения властью и изъявила готовность бороться за нее на общих основаниях с другими политическими организациями и движениями. Вряд ли нужно доказывать, что это был момент огромного переломного значения, ознаменовавший разрыв с большевизмом. Причем добровольное «отречение от власти» было делом не только генсека и узкого руководящего коллектива в лице Политбюро, но получило официальное одобрение высших представительных органов КПСС — сначала конференции, а затем и съезда. А вот выдержать более или менее рациональный темп на этом участке реформы не удалось.

Кампания за отмену 6-й статьи была, в сущности, первой крупной политической акцией нарождавшейся оппозиции. Шла она под лозунгом немедленной отмены статьи 6 Конституции СССР 1977 года, звучавшей так:

«Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу.

Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный, научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма.

Все партийные организации действуют в рамках Конституции СССР».

Обладая к тому времени полностью или частично рядом печатных изданий, используя возможности своих приверженцев на радио и телевидении, радикалы добились того, что это требование стало рассматриваться широким общественным мнением как главное условие развития по пути перестройки. И наоборот — всякое противодействие исполнению этого требования, какими бы аргументами оно ни обосновывалось, объявлялось с порога ретроградством, потугами партократов сохранить свое господство над страной, помешать демократизации государства. Конечно, в этом была большая доля правды. Но подобная максималистская постановка вопроса резко сократила, пока вовсе не свела на нет возможность плавного перехода от одной политической системы к другой.

Поначалу еще можно было как-то урезонивать тех, кто требовал немедленной отмены статьи 6, говоря им, что партия сама встала на этот путь, уже приняла официальное решение, возврата к старому быть не может, нужно, однако, подготовить Советы к выполнению во многом новых для них функций и т. д. Но по мере того как в обществе раскалялось подогреваемое печатью «революционное нетерпение», эти доводы все меньше слушали. А затем с подачи агитаторов, направленных в шахтерские районы (по опыту большевиков в борьбе с царским режимом), забастовщики начали добавлять к экономическим требованиям и политические, начиная все с той же 6-й статьи Конституции.